Банкротство мнимых ценностей - стр. 15
– Жека, – он выбрал наиболее мужественный вариант своего имени.
– А я Таня Серпилина. Ты откуда взялся?
– Из Москвы приехал. А ты тоже в Сташкове живешь?
– О! – Таня поглядела на него с уважением. – Ну, надо же, и как тебя сюда угораздило добраться? Тут километров шесть от деревни будет… А я вообще-то живу в Перми, мы с родителями только на лето к бабушке приезжаем.
Помолчали. Вроде говорить уже было не о чем, но расходиться не хотелось.
– А ягоды ты все-таки не ешь больше, – сказала вдруг девочка.
– Это почему еще? – возмутился Женя.
– Плохо может стать с непривычки.
– Много ты понимаешь!..
– Дело твое, – бросила она и пошла прочь.
Оставаться одному уже почему-то не хотелось, сладкое одиночество было нарушено, и Женя, сорвав еще несколько ягод, встал, потоптался на месте и вдруг бросился догонять девочку. Таня ушла недалеко, увидев его, ничего не сказала. Так и зашагали вместе по утреннему лесу.
– Вы надолго приехали? – спросила она через несколько минут.
– До конца лета, – с готовностью ответил Лохнесс, – а живем в доме у Анны Николавны, Шаниной, кажется.
– Шанькиной, – поправила Таня.
– Похоже, ты тут все знаешь?
– А то! И всех, и все. Я тебе тут многое могу показать – и лес, и реку, и озеро. Хочешь?
Женя радостно кивнул головой и подумал, что жизнь в Сташкове, возможно, будет не так уж плоха, как ему показалось сначала.
– У меня тут есть друг, – сказала Таня на следующий день, – он местный, Ваней зовут. Пошли, познакомлю.
Они отправились узкими улочками, пока не дошли до покосившегося домика почти на самом краю деревни. Таня толкнула обветшалую калитку, дети пересекли огород, занимавший почти весь участок, и поднялись на крыльцо. Не стучась, девочка потянула на себя дверь и подтолкнула Женю вперед:
– Ну чего встал? Заходи.
Обстановка внутри была еще проще, чем у Анны Николавны. За грубо сколоченным, видно самодельным, столом сидел мальчик лет тринадцати и разбирал старый приемник.
– Привет, Вань, – небрежно бросила Таня и с разбегу плюхнулась на продавленный диван, – это Женя из Москвы. Ну, помнишь, я тебе вчера говорила.
Выяснилось, что Ваня жил с отцом, матери у него не было. Жене было любопытно, что с ней случилось, однако спрашивать об этом самого Ивана он постеснялся. Проще было поинтересоваться у Тани, но та лишь пожала плечами и ответила что-то неопределенное, мол, вроде бы давно в город уехала и тут не появляется. Отец Вани работал кузнецом на полевом стане и не то чтобы был горьким пьяницей, но регулярно, раз в месяц или в два, уходил в запой на несколько дней. В такие дни Ваня старался поменьше бывать дома, хотя отец сына любил и, даже когда был пьян, старался не трогать. Но видеть отца в запое Ване все равно было тяжело: тот, как рассказывала Женьке Таня, крушил мебель, стучал кулаками по стене, что-то зло бормотал, на кого-то ругался и плакал. Видимо, так прорывались наружу желчь и боль, накопленные за годы одинокого житья.