Бандитский Петербург - стр. 55
В зависимости от складывающейся обстановки перечень доп-функций претерпевал изменения расширялся, милиционерам приходилось примерять на себя всё новые и новые профессии. Вплоть до… профессии гробовщика. В секретной служебной записке о деятельности милиции г. Ленинграда, подготовленной 5 октября 1943 года вышепомянутым начальником Управления, комиссаром милиции 2 ранга Е. Грушко встречается следующий абзац:
«…Люди буквально умирали на ходу, на улицах, и своевременная уборка трупов стала важным профилактическим мероприятием – городу грозила эпидемия. Работникам милиции пришлось взяться за несвойственные им, но неизбежные функции. Они превращаются в гробовщиков, агентов похоронных бюро и т. п. Не ограничиваясь уборкой трупов с улиц, работники милиции обходили квартиры, оформляли документы о смерти, организовывали отправку трупов в морги, а чаще всего сами впрягались в саночки (своеобразная погребальная колесница того периода) и на себе везли трупы в морги, напрягая последние силы».
Немало хлопот и головной боли добавляла работа по пресечению и раскрытию преступлений, порожденных самой обстановкой военного времени. Распространение панических и ложных слухов, антисоветская агитация и нарушения параграфов Указа «О военном положении» (от нарушений паспортного режима до заурядной «халатной небрежности») – вот тройка наиболее часто встречавшихся составов преступлений, регистрировавшихся правоохранительными органами в Ленинграде в первые месяцы войны. Переживший блокадную зимы писатель, автор знаменитой «Шкиды» Леонид Пантелеев фиксировал в ту пору в своем дневнике: «Слухи, слухи. Самые нелепые, неожиданные, неизвестно из каких источников идущие. В Луге – 3 копейки килограмм хлеба. В Петергофском дворце немецкие офицеры устраивают балы и танцуют с „местными дамами“…»
Здесь заметим, что на определенном этапе именно за «слухи» и «агитацию», а отнюдь не за, к примеру, имущественные преступления, в Ленинграде можно было схлопотать более чем суровый приговор. Так, к примеру, дворник из Кузнечного переулка, 65-летний Андрей Кузьмин в начале сентября был арестован и приговорен к пяти с половиной годам лишения свободы за две неосторожно адресованные жильцам своего дома фразы, в коих суд углядел признаки статьи 59-7 ч. 2 УК («Пропаганда или агитация, направленная к возбуждению национальной или религиозной вражды или розни»).
По мере сжимания блокадного кольца и приближения зимы криминогенная обстановка в городе начала стремительно меняться. В худшую, разумеется, сторону. Виной тому – добавившиеся к непрерывным бомбежкам и артобстрелам еще два страшных врага – Голод и Холод. Именно эти «враги» толкали на преступления как отчаявшихся, ранее не судимых граждан-одиночек, так и участников хорошо оснащенных и вооруженных преступных групп, пополняемых за счет дезертиров, профессиональных уголовников и бежавших из мест лишения свободы осужденных. Противостоять «профессионалам» было особенно трудно в условиях повсеместной нехватки горючего, жесткого лимита расходования электричества, отсутствия телефонной связи, невозможности проведения агентурной работы, дефицита кадров. А самое главное – в силу ужасающего физического истощения личного состава. Милиционер – он, конечно, в первую очередь, человек служивый. Но во вторую – все-таки, человек живой. И хотя сотрудников милиции изначально и приравняли к военнослужащим, с ухудшением продовольственной ситуации в городе пищевое довольствие они стали получать не как бойцы передовой, а по нормам, установленным для караульных частей и тыловых учреждений армии. Разница по тем временам – огромная!