Бандитский Петербург - стр. 52
Страна Советов упорно не желала признавать тот факт, что успешный процесс формирования социалистического общества автоматически не влечет за собой повальное снижение преступности. Тем более в таких крупных городах, как Ленинград и Москва, со свойственным мегаполисам традиционно большим количеством совершаемых правонарушений. Однако идеология требовала, чтобы советский человек в обязательном порядке боролся с обывательским чувством страха перед уголовным элементом. Неслучайно в 1930-е годы со страниц газет начинали исчезать разделы криминальной хроники, закрывались такие популярные ранее издания, как журнал «Суд идет!». Тем самым намеренно скрывались факты имевших место преступлений, дабы у советского человека поддерживалось иллюзорное ощущение защищенности от уголовного мира. Хроника происшествий как особый газетный жанр в советской печати также была практически изведена. Ее вытеснили подробнейшие, нередко многостраничные описания бесконечных процессов над врагами народа – шпионами, вредителями, троцкистами, расхитителями колосков и проч.
Одновременно государство продолжало закручивать гайки по отношению к своим согражданам. 10 августа 1940 года вышел указ Президиума ВС СССР «Об уголовной ответственности за мелкие кражи на производстве и мелкое хулиганство». Согласно этому указу в городах создавались дежурные камеры народных судов. В Ленинграде первая такая камера появилась в Дзержинском районе. Она работала с раннего утра до глубокой ночи, уголовные дела в ней слушались без предварительного расследования, а выносимые приговоры были весьма суровы.[23] Дебоширы и хулиганы пропускались через дежурные камеры без традиционной юридической волокиты: сегодня в камеру, завтра в суд, послезавтра на этап.
Подобные меры возымели нужное действие, и к началу 1941 года на улицах Ленинграда был установлен образцовый порядок, о котором до сих пор с упоением вспоминают оставшиеся в живых старожилы. Однако стоило ли таких жертв внедрение широкой культуры в массы, вопрос, мягко говоря, спорный. Притом что жертвами порядка как раз становились те самые работяги, которые в принципе и так были двумя руками за идею. А вот на матерых уголовниках такие фишки, как правило, не срабатывали. Они без лишней надобности по улицам города не слонялись, нецензурно на людях не выражались и селедкой по морде (в отличие от «отъявленного хулигана Смородинова», который «беспричинно приставал к сидящему на скамейке гр-ну Бурдилову и даже ударил его селедкой по лицу») никого не лупили.[24]
Впрочем, матерыми уголовниками их следовало бы называть с некоторой натяжкой. Судите сами – если верить официальной милицейской статистике тех лет, то за весь 1936 год в городе было совершено только два (!) вооруженных ограбления. Преступники, которых, кстати говоря, вскорости задержали, отняли деньги у владельцев двух маленьких магазинов. Статистика – она, конечно, вещь деликатная, однако порядок цифр (единицы в год против нынешних сотен в месяц подобных преступлений) говорит сам за себя.