Бандит по соседству - стр. 2
– Я считаю до трех, и ты съебываешься, иначе эти милые дамы и господа будут оттирать твои мозги с лестничной площадки. Но мы же не хотим этого, – Петрович мотает головой. – Мы все-таки живем в культурной столице.
Культурной, ага! От его вежливости так и сквозит презрением. Причем ко всем.
– Но это моя квартира! От бабки досталась.
– А сегодня ты ее продал за чекашку. Так что теперь она моя.
– Милиция!
– Ну, во-первых, полиция, а во-вторых, она уже едет, чтобы выяснить, почему на территории столь приличного дома находятся столь отвратительные создания! Ведь правда, дорогие соседи? – он улыбается бабе Нине, а потом снова бомжам. – Нужно выносить мусор, а вы, господа, мусор!
Мужчина оглядывает соседей. Бабушку из тринадцатой. Пару из шестнадцатой, нас с матерью. Цепляется взглядом за меня. Сверху вниз, словно оценивая товар на рынке.
А мне шагнуть назад хочется, потому что его глаза голубые, но абсолютно холодные. Злые глаза.
– Ну, что, соседи?
Я хочу возразить, хотя бы потому что это все пахнет криминалом, это все неправильно, но стоит мужчине снова взглянуть на меня, как мама пихает меня в бок, и я поджимаю губы.
Нет, такие не могут нравиться, чего это я удумала?
Он отвратительный.
Он манипулирует и запугивает.
И я очень надеюсь, что вскоре он продаст эту квартиру милым людям.
– Ну, что, милые соседи, какие мысли?
– Добро пожаловать! – дядя Сема из шестнадцатой кивает, протягивая руку. А мужчина ее жмет.
– Дымов Матвей Дмитриевич. Прошу жаловать и, конечно, любить.
Снова оскал, только теперь в мою сторону.
Петровича и Саныча спускают с лестницы прямо на улицу, а меня мама отправляет туда же.
– Мам!
– Давай, Лизунь, Леонид уже давно ждет.
Ничего святого нет!
Я аккуратно спускаюсь по лестнице, почему-то волнуясь. С чего бы? Свидание-то не первое.
Не успеваю толкнуть дверь, как она открывается, и на пути мне снова попадается теперь уже известный Матвей Дмитриевич. Я пытаюсь сходу определить его возраст. Теперь его волосы мокрые от дождя и стали чуть темнее. Он ловит губами каплю и улыбается. Пожалуй, вот теперь лет тридцать.
В общем много. Очень много.
Он не пропускает меня, снова осматривая с головы до ног, словно сканируя, раздевая. Я знаю этот взгляд, но если когда это делают мальчики, мне неприятно и холодно, то сейчас мне так горячо, что хочется воздуха глотнуть. Даже холодного.
– Мне нужно выйти.
– Свидание, крошка? – пропускает он меня, но стоит так, что приходится протиснуться и задеть его грудью.
Блин, почему живот-то болит?
Крутит, словно на соревнованиях снова, хотя спорт давно в прошлом.