Баловень – 2 - стр. 16
***
Капитан Купчин сидел за столом, на котором стояли бутылка водки, нехитрая закуска и фотография отца в траурной рамке. Наполнив стакан до краев, Серёга поднял глаза на портрет:
– Получается батя, что отомстил я за тебя блатному сынку. Убили его таки в Афгане! Вроде, по справедливости, а на сердце и в душе пустота. Чёрная такая дыра-дырища! Как мне теперь с этим жить-то? Посоветуй, батя… Что же это за «справедливость» такая, если мне от неё волком выть хочется? Выпьем, батя? Помянем парнишку? Как ни крути, а я грех на душу принял… Или не прав я, батя? Сделал всё по-честному? Ведь сбил он тебя тогда своей грёбаной машиной. Покалечил. А теперь его самого нет. Погиб пацан. Кто нас рассудит?
Ты чего молчишь, батя?
Глава 5. Два дня слепой надежды
Сверху раздался тяжёлый шорох и на головы узников посыпался мелкий песок. Это охранники сдвигали в сторону массивную деревянную решётку, закрывающую выход из колодца-тюрьмы. Пашка, всё ещё находясь под впечатлением рассказа соседа, взглянул на товарища, рассчитывая услышать слова поддержки, но, увидев горящие безумием и злорадством глаза, почувствовал, как тело покрылось липким потом. Ужас сдавил его сердце. Перед ним сидел уже не добродушный, слегка тронувшийся умом Толик, а человек, открыто наслаждающийся предчувствием нечеловеческих испытаний, ожидающих Коробова:
– Вот и пришёл тебе полный п***ц, Паха! Ты думал, что они будут ждать, когда я тебе красивое имя придумаю? Хрен там! Не дождались. Знаешь, как они меня били, прежде чем Махмудом назвали? Я потом трое суток кровью в штаны сс*л! Твоя очередь. Щас они верёвку сбросят, а я помогу тебе привязаться. Главное, чтобы узел на животе был. Можно ладонь под петлю засунуть. Не так давить будет. Не бойся, ладонь не отсохнет. Вставай, Паха. Не х*р дурака валять!
Невольно повинуясь жестким словам Анатолия, Пашка опёрся на руки в надежде почувствовать приступ боли. Нелепая мысль промелькнула в голове: «Может, сказать им, что я заболел и у меня есть освобождение от занятий? Как тогда Стасик в учебке?», однако тело послушно оторвалось от песка, а перед глазами замелькали забытые лица и имена родителей, Стасика, других сослуживцев и командира роты капитана Грекова. «Стасик и Греков! Ну конечно, Греков! Как я мог забыть? – Коробов, не чувствуя боли, согнул колени и опёрся спиной на стенку колодца. – Я бежал к его бронику, когда раздался взрыв. Почему я вспомнил именно сейчас? Почему я не чувствую боли? Зачем мне всё это?». Непомерно длинная мысль прошла сквозь сознание за сотую долю секунды, и Пашка даже не успел осознать своё состояние, как недолгую тишину снова разорвало негромкое бормотанье Толика: