Баллада Редингской тюрьмы - стр. 14
Рогатого прельщает главаря;
В корзинах земляника, нет, румяная заря.
Пой, чтобы мне явился скорбный лик,
Любимый Аполлоном, как и там,
Где перед принцем Тирским вепрь возник,
Когда цветут каштаны, и цветам
Уподобляется девичья тень:
Горд сероглазою своей наездницей олень.
Пой, и увижу снова сам не свой,
Как мальчик умирает, а в крови
Не гиацинт; на солнце восковой
Беззвучный колокольчик; призови
Киприду: здесь в безмолвии лесном
Оплаканный богиней спит Адонис мертвым
сном.
Оплакивая Итиса, ты влей
Яд в ухо мне; раскаянье – сестра
Воспоминанья; как мне кораблей
Не сжечь, когда влечет меня игра
Волн в белых перьях и вступить готов
С Протеем в битву я за грот коралловых
цветов.
О магия Медеи в маках чар!
О тайный клад, колхидское руно!
О бледный асфодель, унылый дар
Которому чело обречено
Усталой Прозерпины, чья печаль
Сицилию являет ей, в чудесных розах даль,
Где с лилии на лилию пчела
Порхала, забавляясь вместе с ней,
Но зернышком гранатовым влекла
Ее судьба, к властителю теней,
Послав за нею черного коня,
Умчавшего ее во мрак бессолнечного дня.
О полночь, о Венерина любовь
На маленьком гомеровском дворе!
Античный образ, чья живая бровь
От заклинаний блещет на заре,
А сам я во Флоренции среди
Роскошеств мощных у нее, как в гроте,
на груди.
Пой, только пой, и, жизнью опьянен,
Я вспомню виноградник юных лет
И позабуду западню времен,
Горгону-правду, от которой нет
Спасения, разорванный покров,
Ночное бденье без молитв, к молитве
тщетный зов.
Пой, Ниобея, неумолчно пой,
Пернатая, даруя красоту.
Моей печали, так как только твой
Напев похитить может на лету
Озвученную радость, но нема
Скорбь, для которой грудь моя – склеп,
если не тюрьма.
Пой, птица, вестница Господних мук!
Яви мне изможденный лик Христа;
Касался я Его пронзенных рук
И целовал разбитые уста;
Что если Он со мной наедине
Сидит, покинутый людьми, и плачет
обо мне?
Извилистую раковину прочь
Отбрось ты, Память; лютню ты разбей,
О Мельпомена; музыке невмочь
В слезах рассеять множество скорбей!
Умолкни, Филомела, не дразни
Сильванов жалобой твоей в нетронутой
тени.
Умолкни, птица, или перенять
Попробуй лад смиренного дрозда;
Отчаяньем не стоит опьянять
Лесов английских даже и тогда,
Когда Борей уносит песнь твою,
На юг, назад, чтобы звучать в Давлийском
ей краю.
Мгновенье, и взволнуется листва:
Эндимион почувствует луну,
И Темза дрогнет, услыхав едва,
Как начал Пан выманивать одну
Наяду из пещеры голубой,
Заворожить ее готов тростинкою любой.
Еще мгновенье, и заворковать
Голубке; серебристая краса,
Дочь волн руками рада обвевать
Любимого, когда через леса
Золотокудрый мчится, взволновав