Балканские призраки. Пронзительное путешествие сквозь историю - стр. 28
Само название книги – атака на христианскую доктрину распятия и искупления, согласно которой Иисус, принеся себя в жертву, искупил все наши грехи перед Богом.
«Черная овца» представляет собой животное, которое принесли в жертву на мусульманском обряде плодородия в Македонии. «Вся наша западная мысль, – пишет Уэст, – основана на отвратительном представлении, что боль – достойная цена за любое доброе дело». «Серый сокол» символизирует трагическую реакцию человечества на принесение в жертву «черной овцы». В сербской поэме пророк Илия, обратившись в сокола, предлагает сербскому полководцу выбор между земным и небесным царством. Полководец выбирает последнее, возводит церковь вместо того, чтобы готовить войско, поэтому турки наносят ему поражение. Иными словами, неистовствует автор, перефразируя тайное желание пацифистов, «поскольку плохо быть священником и приносить в жертву овцу, я стану овцой, которую принесет в жертву священник».
Проблема противостояния добра и зла, определения должного отношения между пастырем и паствой мучает Загреб и по сей день.
Проведя в городе лишь несколько дней, Ребекка Уэст поняла, что Загреб, к сожалению, представляет «театр теней». Люди оказались настолько поглощены своим собственным разъединением, противостоянием хорватов-католиков и сербов-православных, что превратились в фантомы задолго до прихода нацистов.
Нацистская оккупация стала детонатором существующего напряжения. В первобытной ярости – если не простой численности – убийства православных сербов в католической Хорватии и соседней Боснии и Герцеговине абсолютно сопоставимы с теми, что творились в оккупированной нацистами Европе. Сорок пять лет систематической бедности при режиме Тито не способствовали исцелению ран.
Я приехал в Загреб поездом из Клагенфурта. Последнее десятилетие века лежало передо мной. Мой слух был настроен на призрачные, тлеющие голоса, и я чувствовал, что они готовы громко зазвучать снова.
Этнический серб, с которым я познакомился в поезде, говорил мне: «У хорватских фашистов в Ясеноваце не было газовых камер. У них были только ножи и дубинки, которыми они и убивали сербов в огромных количествах. Бойня была хаотичной, никто не удосуживался вести счет. Так что мы здесь на десятилетия отстали от Польши. Там евреи и католики ведут борьбу вокруг значимости. Здесь хорваты и сербы до сих пор спорят о цифрах».
Цифры – это все, что имеет значение в Загребе. Например, если вы скажете, что хорватские усташи («повстанцы») убили 700 000 сербов в Ясеноваце – лагере смерти периода Второй мирровой войны, расположенном в ста километрах к юго-востоку от Загреба, – вас признают сербским националистом, который презирает и хорватов, и албанцев, считает покойного хорватского кардинала и архиепископа Загреба Алоизия Степинаца «нацистским военным преступником» и поддерживает лидера Сербии Слободана Милошевича – подстрекателя и националиста. Но если вы скажете, что фашисты-усташи убили лишь 60 000 сербов, вас заклеймят хорватским националистом, который считает кардинала Степинаца «любимым святым» и презирает сербов и их лидера Милошевича.