Бал жертв - стр. 4
Оставив щеголя немного сконфуженным, она подошла к супружеской чете, которая вошла в ворота очарованного сада.
– Мой последний букет, гражданин, мои последние цветы, сударыня… самые красивые! Посмотрите…
Супруги хотели остановиться, но вдруг Марион вскрикнула, отступила на несколько шагов и, взволнованная, бледная, не думала уже продавать свой последний букет.
Среди толпы молодых людей и молодых женщин, толпившихся у входа и спешивших брать билет, Марион увидела блеск черных и глубоких глаз, черных, как летняя ночь, блестящих, как звезды на восточном небе. Этот взгляд устремился на Марион, и она, вся дрожа, осталась неподвижна.
К ней подошел человек, одетый, не как модные щеголи того времени; на нем не было ни серег, ни чудовищного галстука, ни жилета с блестками. Обутый в сапоги с отворотами, закутанный в серый плащ, в шляпе с широкими полями, он походил скорее на иностранца, на англичанина или на немца, чем на парижанина.
– Вы!.. – сказала Марион с изумлением.
– Ты знаешь, – отвечал иностранец шепотом, – что я являюсь тебе только в те дни, когда ты мне нужна.
– Это правда… монсеньер…
– Ш-ш! Выслушай меня.
– Говорите!
– Ты должна быть сегодня в Гробуа.
– В Гробуа? – повторила Марион. – Но это за четыре лье от Парижа, а скоро семь часов, как же туда поспеть?
– У тебя остался только этот букет?
– Последний.
– Оставь его. Какую цену ни давали бы тебе, отвечай, что он продан.
– Что же мне с ним делать?
– Предложи его женщине, которая проедет здесь через несколько минут в карете-четверке с кучером в желтом казакине. Карета остановится на минуту; ты подойди и предложи свой букет.
– А потом?
– Дама в карете знает. Прощай… или, лучше сказать, до свидания.
Человек в плаще затерялся в толпе вдали. Марион уже не смеялась, а грустно смотрела на свой букет.
– О, эти мужчины! – прошептала она. – Неужели я вечно буду их невольницей?
Пожилой мужчина, сверкая бриллиантами, перстнями и золотыми цепочками, один из тех поставщиков, которых обогатила оборванная армия республики, пришел торговать последний букет, чтобы предложить его балетной танцовщице, которую он сопровождал.
– Он продан, – отвечала Марион.
– Я заплачу за него вдвое.
– Нет.
– Хочешь десять луидоров?
– Ни десять, ни сто. Что обещано, того назад взять нельзя.
– Если бы я рассуждал, как ты, – сказал поставщик с грубым смехом, – у меня не было бы трех миллионов.
Слеза сверкнула на ресницах Марион, и поставщик отошел без букета. На улице поднялся какой-то шум, послышались удары бичом, крики кучера и лакеев, кричавших, чтоб посторонились, и топот лошадей. В толпе раздался восторженный ропот.