Багряные скалы - стр. 2

Меир, терявший товарищей, не раз сожалел, что это он положил начало кровавой традиции.

По следам Хар-Циона, например, отправились двое его бойцов Дмитрий и Дрор…

Владимир Фромер

Лежит мое сердце на трудном пути,

Где гребень высок, где багряные скалы…

Ю. Визбор

Жук грузно пролетел сквозь решетку на окне. Толстый, похожий на набитую парашютистами "дакоту", он снизился, заложил вираж и перешел в горизонтальный полет. Казалось, вот-вот в боку у жука откроется дверца, и вниз посыплются десантники, раскрывая над собой купола парашютов.

По дуге обогнув камеру, жук со всей дури шмякнулся об железную дверь, закувыркался и рухнул на пол.

Дмитрий, чуть повернув голову, с интересом следил за всеми пертурбациями насекомого. Вспомнилось, что этих жуков в Израиле называют "хомейни".

Тем временем жук захлопнул половинки панциря и приготовился встретить любую опасность. Убедившись в отсутствии оной, жук снова приподнял свою броню, аккуратно сложил крылья и уполз под кровать.

За окном громко затарахтел сверчок.

Дмитрий зевнул и уткнул взгляд в грязноватый потолок. Рифленый отпечаток армейской бутсы чернел на штукатурке прямо над кроватью. Какой-то озверевший от безделья узник, видимо, подбрасывал ботинок снизу, чтобы оставить следы на потолке.

Яркий свет лампы прикрытой "намордником" резал глаза. Дмитрий надвинул на лицо берет и попытался задремать.

Сон не шел.

Мысли в голове тянулись безрадостные и тоскливые.

Саднило простреленное бедро. Где-то под повязкой ныли фаланги безымянного пальца. Несуществующие фаланги. Доктор так и назвал эти странные боли – "фантомными". От пальца остался жалкий огрызок, да и вся пятерня потеряла "товарный вид".

С одной стороны, он добился того, чего хотел. Исполнил мечту. Прикоснулся к запретному. Оказался принятым в касту посвященных. Как Бар-Цион. Салаги в роте будут глядеть на него с восхищением, да и не только салаги. Не один ветеран, поглядев на фотографии, завистливо вздохнет.

Жаль только, что фотографы из них с Двиром оказались никудышные, перемудрили немного со всеми этими "выдержками", "диафрагмами", но это мелочи.

Простреленное бедро и покалеченная рука – ерунда. Да и завтрашний суд не страшен. Батальонное начальство отмажет. У десантников не принято вываливать напоказ грязное белье. Потом, когда он вернется в строй, влепят, конечно, по самое "не горюй", но на суде прикроют.

Он счастливчик, особенно если сравнивать с теми пятью, что рискнули в августе пятьдесят третьего.

Но на душе все равно погано скребли кошки. Как только он забывался в коротком сне, звенел в ушах крик Двира: "Прикрываю! Пошел!". Мерещились команды на арабском, выстрелы. Иногда снилась пустыня, жгучее солнечное марево… красная пыль… обманчиво-сонная змея-цефа шуршала по песку.