Багдад до востребования - стр. 55
– Ой, не надо громких слов, наслушался на своем веку! Вы чем лучше? Готовы невинных дочь и мать… – Талызин отчаянно махнул рукой, пасуя облечь в слова не выговариваемое.
Шахар стал слегка раскачивать стул, сообщая некое послание, полное недобрых аллюзий. Но, вдруг застыв, аккуратно задвинул стул под стол. Одел шапочку, приладил шарф и, застегивая пальто, тронулся на выход. Талызин провожал его изумленным взглядом, даже челюсть слегка отвисла. Между тем в дверном проеме, повернувшись к Семену Петровичу вполоборота, Шахар остановился.
– У меня нет что-то другое тебе говорить… Жду завтра в тринадцать, но раньше я тебе звонить. Скажи твой женщина: меня Федор зовут. Чтобы сразу тебя дала. И запомни две вещи: больше не пей водка и не иди в милиция. Тебе и твоей семье совет…
Глава 7
30 декабря 1990 года 21:45 ул. Социалистическая 45, г. Владимир
Таня копошилась над кроной елки, обихаживая каждую веточку, а то и бугорок. Хлопотное занятие было в радость, будто ее руками возвращается к жизни увядший цветок. Но главное – возвращало в стремнину бросавшего то в жар, то в холод приключения, сотворившегося сегодня на Московском шоссе.
Где-то по бровке ощущений скользил роковой Костя, но уже не наваждением, как прежде, а материнской грустью по загубленной смолоду, не познавшей даже женщины судьбе. Зато в эпицентре медсестру кружило – в дивном танце вдохновения, потеснившем Костю, пыхтящие нуждой времена. Ее партнер – из укрывшейся за снежной пелериной сказки, оттого лишь распаляющей воображение. Образ, ей казалось, поселившийся в цветнике чувств надолго.
Простых черт, но подкупающий угловатой влюбленностью Костя проник в сердце, когда взял на себя даже не ее вину, а Тамары, ее ближайшей подруги, ненароком раздавившей памятную ручку математички. В мирке прыщавого ябедничества эта жертва настолько сразила, что верный оруженосец был возведен в ранг потенциального жениха, а Костина скорая, окутанная тайной гибель, его и вовсе обожествила.
Больше застенчивые рыцари Тане не встречались, и она довольствовалась запаянной в цинковый гроб одиночества мечтой. Храня ей верность, даже ребенка родила от врача-интерна, укатившего в родную Москву в неведении об отцовстве.
Ворвавшийся сегодня с черного входа рыцарь, как и Костя, исчез, оставив после себя, словно комета, огненный хвост восхищения и загадки. Четырьмя часами ранее на остановке такси они соприкасались контурами тел, млея от влечения. Но даже взяться за руки не решились. И трепетное целомудрие, окружавшее Костин образ, перекинулось на нового, в отличие от предшественника, воистину былинного героя из какой-то отнюдь не напомаженной бриолином латиноамериканской сказки.