Багдад до востребования - стр. 3
– Звонить не буду, сам технарям скажи: добро от шефа получено. Не до того мне, господин «Кое-что»… – По отдышке чувствовалось, что босс сильно торопится.
– Моше, могут послать, позвони… Времени – и того ничего.
– А ты их пошли! – посоветовал шеф и разъединился.
Биренбойм тер глаза, мало-помалу склоняясь к выводу, что босс исчез, в общем-то, на руку. К разговору он, можно сказать, не готов. Задумка без приводных ремней – какой бы потенциал та не таила – даже не полуфабрикат. Крючок от коромысла. Он вновь обратился к селектору:
– Рафи, досье всех русскоговорящих агентов с действующей советской визой. Те, кто под рукой, разумеется. И не тяни!
– С какой визой? – уточнил помощник.
– Советской, Рафи, советской… – подтвердил Дорон.
– Ладно, – согласился Рафи и, судя по глухому щелчку, отключился. Но вскоре донеслось: – Хорошо хоть не на Юпитер…
Техника порой барахлила, так что собственное отключение Дорон дважды перепроверял. Между тем своим «патентом» с коллегами не делился…
Биренбойм отлично знал, что ни у кого из агентов оперотдела советской визы нет и быть не может – хотя бы потому, что до недавних пор СССР обретался на периферии интересов ведомства. Невод им заброшен в резервуар смежников: вдруг у них? При этом он понимал: шансы мизерны. Решил было отцепить визовую «пиявку», но передумал, посчитав, что помощник сам разберется.
По большому счету, проблема визы в СССР – страну, не поддерживающую с Израилем дипотношений – уже полтора года как перестала доставлять головную боль. Советское посольство в Бухаресте штамповало их сотнями, едва успевая обрабатывать нарастающий поток обращений. Требовалось, правда, приглашение от родственника, удостоверенное ОВИР, и должная вегетация «плода» на вечнозеленом древе бюрократии – четыре-пять недель. Между тем ситуация диктовала: на стипль-чез посланца службы через железный занавес, все еще отделяющий СССР от Запада, – пару дней, не больше. В противном случае, затея теряла смысл. Ну а то, что воплощение самой задумки – сродни операции, проводимой слепым хирургом, пока воспринималось Дороном общим местом. Он, прирожденный конспиролог, сознательно закрывал глаза на очевидное: невзирая на грандиозные преобразования, СССР – по-прежнему непроходимая тайга. Обособлена не столь от Запада, как затруднена для внутренней миграции: прописка, приграничные зоны, острый дефицит гостиниц и съемного жилья. Делал он это потому, что осенившая идея сулила, пусть слабенькие, но все же выстроенные логикой шансы, в то время как начинания Генштаба, призванные защитить Израиль от зарино-заманового апокалипсиса, зловеще надвигающегося из Багдада, не стоили, на его взгляд, и ломаного гроша – не что иное, как лапша бессилия, вываливаемая на непрофессиональные уши премьера. Впрочем, им же и порожденная – ежедневными полуистерическими вызовами силовых ведомств на ковер.