Баганутый. Том 5 - стр. 31
– Что ты делаешь, отец? – опустошенно спросила Эла.
Аша вопросов не задавала. Она помнила меня.
– Как что? – удивился я. – Веди меня в своей центр.
Тишина.
– Прости, отец? Что?
– Веди меня на свою работу. Там же есть шпили?
Тишина.
– Нет.
– О, да-а-а.
– Нет-нет-нет. Мама, нет же?
Аша посмотрела на меня. Вздохнула. Посмотрела на дочь и… улыбнулась.
– Мама, нет! Нет-нет-нет!
***
Пока мы шли к машине, я быстро расспросил Ашу о современном мире. Узнал, что хранители стали ниже воды и тише травы. То ли пропали, то ли затаились. Доган единственный, с кем она редко общается, но он никогда ничего лишнего не говорил.
– А некроморфы?
– Говорят, что вымерли. Их магия не ужилась с современным миром. Тела распадаются…
– А что с магией то?
И то, что я услышал мне понравилось. Магия действительно уходит из Варгарона. Она, как разочарованная богиня, увидела, что творится в мире и, махнув на прощание, ушла прочь… в иные миры. Куда-то туда… далеко. А почему понравилось? Так потому что из меня магия пока никуда не делась. Я был долго законсервирован сильными чарами, и так быстро меня не ослабить. Да, я чувствую, будто протекаю. Кап… Кап… Я теряю что-то важное и очень нужное. Поэтому нужно спешить.
Элизиума обреченно плелась позади нас, но держала гордую осанку. Это хорошо. Хоть она и говорит, как сопливая девчонка, я чувствую в ней противоборство. В ее душе что-то оживает, увеличивается. О да, расти высоко-высоко. Говорят, что дети превосходят своих родителей. Это было бы… интересно.
Аша всю дорогу странно смотрела на меня:
– Ты сильно изменился, Трайл.
– Ты тоже.
На этом все. Мы подошли к магакару или как там его. Сели. Еле-еле поместились втроем. Да еще и вонючий мешок впритык.
– Тесновато тут с вашими крыльями. Неужели Королева нимф и валькирия не умеют летать? Вам они для красоты?
– Не. На полеты нужно разрешение. Гоблинам не нравится, что кто-то выше них.
– Ну вы и тряпки.
– Не.
И хихикнула.
Аша оживала. Моя старая добрая Аша оживала. Вот ради таких моментов и стоит жить дальше и вытворять всякую дичь.
– Элизиума? – посмотрела я на дочь, втыкающую в прострацию. – Тебе не скучно?
– Что это значит, отец?
– Тебе не скучно существовать? Года, века? Неужели ты не променяла бы все это на год жизни?
– Я… не знаю, как по-другому. Таких как ты больше нет, отец. Они все остались в легендах и детских сказках. Я что-то чувствую… не могу понять что.
Я решил блеснуть вековечной мудростью:
– Ты чувствуешь огонь. Он разгорается и скоро будет пылать. Я позабочусь об этом.
Едрить меня семеро философов. Вот что значит сотни лет проспать в консервной банке с самим собой.