Бабушки (сборник) - стр. 43
Девочка не привыкла к таким вопросам, да и на столе все было незнакомое, вид у нее сделался беспомощный, она была готова заплакать. Эдвард понял ее затруднение и попросту положил на тарелку того же, что ел сам – Джесси принесла домой что-то из тайского ресторана, вчерашние фаршированные помидоры, остатки риса с приправами. Виктория была голодна и попробовала предложенную еду, но ее живот принял только рис. Эдвард, наблюдавший за ней – как старший брат, точно так же, как он присматривал и за Томасом, – нашел для девочки какой-то кусок торта. Это ей понравилось больше, и Виктория съела все.
Джесси молча смотрела, сама к еде не притронулась, ее длинные пальцы держали чашку с чаем, от которой шел пар, чуть ниже уровня губ. Глаза у нее были большие, зеленые. «Как у ведьмы», – подумала Виктория. Ее мать много говорила о ведьмах, и хотя от тети она уже ничего подобного не слышала, именно мамин чарующе-певучий голос звучал у девочки в голове, объясняя, почему происходят неприятности. А их было так много.
– Ну, Виктория, что мы будем с тобой делать? – спросила наконец Джесси Стэйвни, хотя довольно беспечно, как будто произносила эти слова в адрес каждого ребенка, появлявшегося у них в доме, с которым надо было что-то решать.
Девочка зарыдала. Это было даже хуже ведьминских глаз. Сколько она себя помнила, даже до маминой смерти, это самое: «Что мне, что нам, что мне с тобой делать, Виктория?» звучало рефреном и днем и ночью. Она так часто мешала маме с ее дядями. Мешала и когда мать хотела выйти на работу, но не знала, что делать с ней, со своей дочерью Викторией. Ну и она знала, что тетя Мэрион тоже не особо мечтала о ней заботиться, хотя и была исключительно добра.
– Бедная малышка, она устала, – сказала Джесси. – Ну, мне пора идти. У меня клиентская премьера «Комедии», я обязана быть. Может, пусть Виктория просто переночует? – обратилась она к Эдварду, у которого тоже глаза налились слезами, ведь он чувствовал на себе груз такой ужасной и непростительной вины за все.
Виктория сидела с прямой спиной, вытянув по бокам руки и сжав кулаки, голову она подняла вверх и уставилась в потолок, из-под которого лился ясный свет правды, освещая ее безнадежное отчаяние. Она плакала, крепко закрыв глаза.
– Бедный ребенок, – подытожила Джесси и ушла.
Эдвард, который еще не понял, что это не дитя шести-семи лет, подошел, поднял ее на руки, посадил к себе на колени и крепко сжал. От ее слез у него намокло плечо, из-за тепла и волнения, излучаемого маленьким напряженным тельцем, он чувствовал себя не намного лучше убийцы.