Бабушка не умерла – ей отключили жизнедеятельность - стр. 115

Днями и ночами, на протяжении нескольких месяцев, голодный и озябший, с нерасчесанной гривой, я бродил по улицам Бухары, всматриваясь в лица прохожих, нет ли среди них моего хозяина, и все не находил. Однажды на меня обратил внимание бухарский эмир, проезжавший со своей свитой по улице и сказавший своим визирям:

«Видите этого беспризорного арабского скакуна? Клянусь Аллахом, это не простой конь. Заберите его с собой и накормите, а потом посмотрим, не объявится ли у него хозяин».

Так, о внимающий мне дервиш, я оказался на конюшне бухарского эмира, ожидая, что мои несчастья подходит к концу, однако они только начинались.

У бухарского эмира служил на конюшне красивый, как луна, пятнадцатилетний конюх, к которому бухарский эмир испытывал особую привязанность. Эмир часто дарил этому конюху сладости и оказывал другие знаки внимания, и однажды, вскоре после того, как я поселился на бухарской конюшне, пришел к этому юноше с нескромным предложением. И они возлегли на копну сена, а мое стойло находилось совсем поблизости от этой копны, и я, не в силах сдержаться при виде столь редкого зрелища, как возлежащие на одной копне сена эмир и его пятнадцатилетний конюх, встрепенулся и громко от охватившего меня изумления заржал. И тогда бухарский эмир сильно на меня прогневался, упрекая в несдержанности и черной неблагодарности за скормленный мне на конюшне овес, и приказал сделать меня мерином, а потом продать на торгах первому же покупателю, который пожелает меня купить. Сбежавшиеся на крик эмира многочисленные подручные схватили меня, опутали по рукам и ногам и, несмотря на громкое протестующее ржание, охолостили.

Через неделю, о озабоченный собственными страданиями дервиш, я был продан из бухарской конюшни в гончарную слободу, в которой мы с тобой в настоящее время находимся. Я бы не жаловался на судьбу, неоднократно посылавшую мне разнообразные жестокие испытания, но гончары, прознав о моих способностях к превращениям, используют меня в качестве рабочей лошади, однако кормят как человека, ибо кормить человека дешевле, чем кормить лошадь – по этой причине я такой худой и осунувшийся.

Такова моя правдивая история, дервиш. Надеюсь, теперь ты понимаешь, что все твои несчастья, настоящие и грядущие, так малы и ничтожны в сравнении с моими, как несущаяся по волнам щепка мала в сравнении с океаном?

Калиф (вскакивая на ноги от удивления): О каких невероятных чудесах ты повествуешь, о уважаемый дэв! Неужели ты видел бухарского эмира во время занятий любовью?

Дэв: На свою беду, о дервиш.