Бабулька на горошине - стр. 6
– Сколько надо, Господь даст!
Она всегда улыбалась, никогда не торопилась, но все успевала, ни на кого не злилась, никому не завидовала. Детей четверых родила. Огород, куры, коза – все было на ней. Яша ничего не делал по дому, жил царем, в такси работал, копейки получал. Другая б женщина своего супруга-лентяя веником на заработки погнала. А Оля радовалась: все здоровы, вот оно, счастье.
Димкина сложила руки на груди.
– А уж как я была довольна! Папа умер первым, он маме велел: «Объясни Танюшке, что Яшку надо вон гнать, упаси Господь ему денег давать или чем-то иным помогать, братец ей на шею сядет. Парень только и умеет что на всех жаловаться». Но я брата не могла на улицу выставить, Оля стала моим спасением. После того как Яков остался без дачи и без денег, он женился и поселился в Грунске. Зачем я к вам пришла? Поговорите с отцом Федором, братом Оли. И ему, и мне кажется, что семья угорела не случайно.
– Хорошо, – согласился я, – дайте нам номер телефона священника.
– Он внизу, в моей машине сидит, – объяснила Татьяна.
– Что же вы его оставили, – упрекнул Димкину Боря, – пусть поднимается.
Татьяна вынула телефон.
– Сейчас позову. Я договаривалась только о своем визите и не знала, как вы к русской православной церкви относитесь, вдруг попов не любите.
Перед моими глазами появилась матушка Амвросия. Вот она, закутанная в тонкую кацавейку и обутая в старые туфли, стоит у ворот своего монастыря и говорит мне:
– Ванечка, ты все подарки даришь, то жилеты теплые купил, то обувь зимнюю, аж по три пары каждой из нас привез. Спасибо тебе за заботу, но монахиням столько вещей не надо. Ты другой презент сделай. Исповедуйся, на литургии постой, под причастие подойди, вот нам будет праздник-то!
Я вздохнул и ответил Димкиной:
– В храм я не хожу, но к верующим любой конфессии и к тем, кто в притче церковном и монашеском звании, отношусь с большим уважением.
Тут раздался звонок в дверь, и вскоре Боря ввел в кабинет невысокого худого мужчину с бородой, одетого в темные брюки и черный свитер. На священника он, по моему мнению, никак не походил, скорей на айтишника, вынужденного оторваться от любимых ноутбуков.
– Разрешите угостить вас чаем? – спросил я.
– С удовольствием, – ответил Федор.
– Пирог попробуй, – посоветовала Татьяна.
– Я будто в ресторан попал, – улыбнулся Федор и посмотрел на меня.
Я вздрогнул. Глаза у Федора были как у матушки Амвросии, бесконечно добрые, ласковые, какие-то неземные. Мне всегда трудно смотреть прямо в глаза Амвросии и игуменье Елизавете, потому что сразу понимаю: я вовсе не добрый и не очень хороший человек, не смотрю на мир как ребенок, который ни в ком и нигде не видит зла.