Бабетта - стр. 5
– Почему «Шанхай»?
– Потому что удобств в них не было, и забиты они жильцами были под завязку. Район был, как принято сейчас говорить, «не престижный». В одном из бараков, с десятком других семей, ютилась и наша семья. Тесно, детей много, мужики все горькую пили. Скандалы каждый день, то у нас, то у соседей. Наша семья занимала две маленькие комнаты, метров по четырнадцать каждая. Сначала жили в одной, но мать добилась, дали нам соседнюю комнату. Расширились, значит. Кухня общая, туалет на улице тоже общий. И жизнь у всех общая, на виду, все про всё знали. Помню, отец никак не мог угомониться, уже давно за полночь, а он поёт. Любимая песня у него была «По диким степям Забайкалья». Сидит за столом, нога на ногу перекинута, голова опущена и тянет «По диким степям Забайкалья, где золото моют в горах …», а потом заплачет так горько-горько, кулаком по столу грохнет: «Зойка, так тебя рас-так, дай пожрать». Мать ему «Ложись спать, третий час ночи, детям завтра в школу». Под утро соседка не выдержала, пришла к нам. Бойкая такая была, с мужиками на кулаках дралась.
– Так прямо и дралась?
– Чему вы удивляетесь. Я же сказала, пили мужики. Если у какой бабы скандал в семье, пойдет сосед соседа укрощать? Нет. Собутыльники ведь. Прозвище у неё было не очень приличное. Светлана Николаевна улыбается и отводит взгляд.
– Какое?
– Не удобно мне его вам говорить.
– Светлана Николаевна, мы же взрослые люди.
– Ну ладно. Звали её все Люська Жопова. Очень уж зад у неё был выдающийся. Не давал он покоя людям. Люську бедную замучили шуточками. Больше-то конечно мужики зубоскалили. Она, наверное, в отместку им пьяным тумаки-то и раздавала. Бывало, к ней за помощью битая жена прибежит, уже не за себя просит, за детей. Так Люська как корова бешеная, только не мычит, ринется на пьяницу, бьет бедолагу с размаху без разговоров. Что под руку попадалось, тем и ошарашивала. Но зла мужики на неё не держали. Проспятся, протрезвеют и ещё благодарят, что остановила, до греха не дала допрыгаться.
– Понятно, значит и батюшке вашему досталось?
– Досталось. Терпела Люся долго, потом не выдержала (у нас стенка между комнатами общая была, слышно хорошо), заходит без стука и видит: свет горит, накурено, отец за столом сидит, песни поет и слезы размазывает, я с сёстрами на диване, мать в уголке на краешке табуретки примостилась.
– Развлекаешься сосед! – говорит грозно.
– Тебе то что. – отвечает отец. – Иди…
Ну, понятно куда.
– Ты песни поешь, тебе весело, а я из-за тебя не сплю. Да я тебя Колька соплей перешибу!
Схватила его за грудки, тряханула, потом кричит матери: «Полотенце давай!». Повалила его на пол, сверху села, задом придавила, он пошевелится не может. Тут и мы на помощь подоспели, связали его по рукам и ногам полотенцами. Отец больше от унижения, что скрутили его бабы с ребятишками, ругается. Оставили на полу связанного, а сами спать пошли в другую комнату. Верите, так устали пока с ним воевали, что уснули замертво. Утром зашли в комнату и ахнули. Около отца табуретка валялась, пока свалка-то была, уронили и не поставили. Он же от злости ножку у табуретки сгрыз, как бобры грызут, одни щепочки валялись вокруг. А табуретку сам сделал. С нами несколько дней потом не разговаривал, так обиделся.