Бабье лето (сборник) - стр. 2
Из комнаты доносился чей-то приглушенный и низкий смех.
– Тома на телефоне, – бросила Инга и пошла в свою комнату.
Нина поспешила за ней.
В Ингиной комнате не было ни красного ковра на стене, ни кровати с панцирной сеткой и металлическими шариками, ни розового тюля на окне, ни грустной грузинской «отчеканенной» девушки, которая висела почти в каждом доме.
Низкий диван с подушками, синие плотные гардины, создающие уют и полумрак, торшер на деревянной ноге с голубым абажуром и картины на стене – малопонятные, как будто смазанные, совсем неяркие, но почему-то волнующие.
– Датошка, – кивнула на картины хозяйка. – Томин поклонник.
– Томин? – переспросила Нина.
Инга кивнула:
– Томин, мамулькин в смысле. Известный грузинский художник и давний ее обожатель.
От этих слов Нине стало жарко и душно: «мамулька» – это Тома? Поклонник Дато? И все это говорится так обыденно, словно замужней женщине иметь поклонника – совсем обычная история.
Инга поставила пластинку. Музыка Нине была не знакома, но так обворожительна, так прекрасна, что ей снова стало жарко и душно.
– Поль Мориа, – объяснила Инга. – Красиво, правда? Только немного грустно.
Дверь в комнату открылась, и на пороге возникла высокая худая женщина с ярко-рыжими, почти красными, явно крашеными волосами, в черном шелковом халате, перетянутым поясом на узкой девичей талии.
– Ингуша! – с укором сказала она. – У тебя гости, а тебе хоть бы хны!
Инга скривила гримасу и фыркнула.
– Девочки! На кухню! Маша постаралась – там столько вкусного!
Инга тяжело вздохнула и кивнула Нине:
– Пошли, делать нечего! Все равно не отстанут!
Кухня тоже отличалась от кухни в Нининой квартире, как земля отличается от неба, а лето от зимы.
Вместо белой пластиковой мебели, кухонного гарнитура, за которым полгода охотилась Нинина мама, на этой кухне стоял огромный темный буфет с резными утками и зайцами. Посредине кухни царствовали большой овальный стол со скатертью и массивные, тяжелые стулья с зеленой бархатной обивкой. Совсем не кухонные стулья.
На столе стояли вазочки с печеньем, булочками и виноградом. И огромная ваза конфет, разумеется, шоколадных.
Томуля достала из буфета тонкие чашки – белые, с тонкой серебряной каймой – и налила из заварного чайника крепкой заварки.
– Мне чай, – пояснила она. – Кофе на сегодня определенно достаточно. А ты, Инга? Кофе? И вы, Ниночка, тоже?
Нина кофе никогда не пила. Нет, пила, конечно, – растворимый из банки и столовский из титана, и еще – желудевый у бабушки.
Но вот такой, черный, ароматный, только что сваренный в медной и, видимо, очень старой турке, – точно впервые.