Азиатская книга - стр. 62
В международной команде альпинистов, как в анекдоте, присутствуют американец, француз и русский. Точнее сказать, двое американцев, двое французов и двое русских. Каждой твари по паре. Русские – это мы. Я и Алла. Наши друзья Миша с Викой остались спать в палатке. Мишке, в отличие от меня, ничего доказывать себе не нужно: он в прекрасной форме. А вот я на фоне американцев и французов выгляжу не ахти. Выделяюсь в этом наборе, как буква, которую случайно напечатали жирным шрифтом. До спортсмена мне далеко. И то сказать, француз Антуан – полупрофессиональный боксер, чемпион Марселя в легком весе; американец Эндрю – бывший десантник, ветеран войны в Ираке, а его подруга Алексис – фитнес-тренер. Куда я, спрашивается, лезу? Туда же, куда и они: на глетчер. Высота – 2110 метров. Старт – в пять утра. Восхождение длится восемь часов, спуск – шесть. Сам ледник начинается на высоте 1050 метров. Мы надеваем ремни и кошки, берем альпенштоки, впрягаемся в связку. Поднимаемся над облаками, среди снежной пустыни. И вот уже началось: я не могу идти дальше. У меня болят ноги и поясница. Следующий, пошел! Двигаться дальше. «That’s a nice workout, man», – скалится неутомимый десантник Эндрю. «Bah oui, c’est bien ça», – соглашается чемпион по боксу. Им хоть бы хны. Раз в час мы останавливаемся на пятиминутный отдых. Откусить от размокшего бутерброда, попить воды. Нужно заставлять себя пить эту ледяную воду. Горло саднит, пить совершенно не хочется. Непонятно, что лучше – продолжать идти (ноги готовы отвалиться, спина – согнуться и больше не разогнуться) или сделать передышку (как только останавливаешься, сразу начинаешь мерзнуть, чувствуешь, как тебя пронизывает полярный ветер). Вот она, экспедиция Нансена. SOS! Наш бриг затерло льдами! Внизу – облака, как из иллюминатора в самолете, а над головой – ослепительно-синее небо, палящее солнце. Холодно и жарко одновременно. Последний отрезок пути – фирновое поле, за ним крутой подъем, почти отвесный ледник. Я то соскальзываю, то проваливаюсь в зернистый снег, бессмысленно тычу в него своим альпенштоком. «Вот из такого фирна эскимосы и строят себе иглу. Между прочим, это самые прочные жилища в мире», – восторженно произносит десантник. «Правда?» – подхватывает Алла, но, поймав мой взгляд, осекается и поспешно скраивает страдальческую мину.
И все же на самом подступе к вершине у меня открылось второе дыхание. Растянув обмороженные щеки в улыбку а-ля Джек Николсон, я тоже подключился к обсуждению инуитской снежной архитектуры и на групповой фотографии («Покорители полюса») выглядел молодцом. Но мое «второе дыхание» было началом делирия (так на двадцать пятом бессонном часу полуторасуточного больничного дежурства неожиданно ощущаешь прилив маниакальной бодрости). Я понял это на обратном пути, когда мы спустились до уровня облаков. Все сошлось: нулевая видимость, моя усталость и горная нехватка кислорода. В глазах потемнело, и, свыкаясь с этой белесой темнотой, я испытал то, к чему, должно быть, стремятся любители мухоморов и аяуаски