Аз - стр. 3

– Мы ленивы и нелюбопытны? – осведомился я не без яда.

Он выразительно усмехнулся и отозвался:

– Хотел лишь заметить, что место нашего пребывания не так уж располагает к глобтроттерству.

– Я часом вас не задел? Однако ж… экая тонкая у вас кожа.

Он хмуро покачал головой.

– Кожа моя давно дубленая. Могу пояснить, почему я не рвусь увидеть неведомые края.

– Очень обяжете.

– Вы полагаете, что, путешествуя, вы расширяете горизонты и обретаете новый опыт? Допустим. Однако вы обнаруживаете, что все обстоит не так линейно.

Знакомый пассаж. Я узнаю, что кое-что успел обнаружить. Похоже, он съездил вместо меня.

Мою недовольную усмешку Азанчевский проигнорировал, все так же последовательно, неторопливо вколачивая гвоздь за гвоздем.

– Вам надо бы помнить, – сказал он мягко, словно боясь меня огорчить, – у наших детских очарований недолгий, ограниченный срок. И тут уж ничего не поделаешь. Вы были правы, когда заметили, что я не испытываю пристрастия ко всем этим судорожным передвижениям.

– Оказывается, я уже прав, – продолжил я внутренний комментарий.

– Узнать страну, ее флору, фауну, вкус, запах, тем более аборигенов, за несколько дней – предприятие странное, сомнительное и просто бесплодное. Можно понять подержанных дам, ринувшихся вознаградить себя подобным судорожным манером за вынужденное свое воздержание и скуку, пожравшую лучшие годы. Вот и снуют все эти табунчики по градам и весям пяти континентов. Проносятся в своем грустном галопе, мало что, в сущности, замечая и ничего другого не слыша, кроме своих же собственных взвизгов.

– Меж тем, – вздохнул он почти сочувственно, – восторги фальшивы и предназначены хотя бы отчасти подретушировать усталость, тайную разочарованность и непременную обязанность отщелкать несколько фотоснимков какого-нибудь погасшего кратера, сыграть в игру для старых детей – она называется «я там была».

Очень возможно, что эта забава и в самом деле их поднимает на некую новую вершину и поселяет в них чувство гордости. Их можно понять, а вас – нельзя. Меньше всего я предполагал, что вы прилепитесь к хороводу.

– Лестно слышать, – сказал я, – но что худого в том, чтоб увидеть берег дальний?

– Фантомы, – жестко сказал Азанчевский. – В детстве мы радостно возбуждаемся, прислушиваясь, как трубно звучат чужие прекрасные этикетки. Достаточно только упомянуть какое-нибудь Вальпараисо.

Но нынче вы сразу же понимаете, что этот фонетический праздник обозначает обычную улочку, которую, воспряв ото сна, вы видите из угла гостиницы.

Вальпараисо – это всего лишь лавочник, отворяющий утром свой магазинчик. Тетка, зевающая на углу. Тощий юнец на велосипеде. Все просто, буднично, обыкновенно – ни тени той волшебной загадки, которая померещилась вам, когда вы услышали в первый раз это магическое слово. Бывает сочетание звуков, стоит их только произнести – и воздух наполняется музыкой. А значат они, на самом деле, не так уж много – улочка, лавочка.