Азъ есмь Софья. Крылья Руси - стр. 55
– Нас не поймут.
– Пусть осуждают. Неважно. Лишь бы жили…
И стояла перед глазами Софьи та самая гражданская война. Полыхнувшая по вине Николая Второго (чтобы ему черти в зад вилами тыкали). И брат пошел на брата, отец на сына… И кто оплатил эти развлечения?! Кто подкидывал деньги на революционеров?! Кто поставлял оружие?!
В этом мире еще не прозвучало высказывание про капитал и триста процентов прибыли, но Софья его помнила. Сама такой была когда-то. И это было страшно[13].
Софья не оправдывала себя, нет. За то, что она уже натворила и еще натворит, ей и триста лет с вилами в заду мало будет. Но… она гадила в других странах, уничтожала людей, стравливала их между собой, подличала и сводничала не ради прибыли. Вот на деньги ей было сейчас глубоко наплевать. Ивану было интересно их зарабатывать, возиться с инвестициями и прибылями – отлично. А ей всего-навсего надо было, чтобы стояла Русь.
Сильная, красивая, с золотыми куполами церквей, в которые люди идут не грехи замаливать, а просто – помолиться, не как рабы, а как дети Божьи. С людьми, которых будут интересовать не триста сортов помады и двести – колбасы, а далекие звезды, с теми, кто построит до них лестницу и долетит до далей Оберона[14].
Неужели это не стоит ее жизни? Или жизни ее детей? И жизни, и смерти, и посмертия – пусть. Она уже согласилась, когда легла на тот алтарь.
Иногда Софья задумывалась, что же станет с теми, кто отправил ее сюда? Если они родятся другими или вообще не родятся? Изменение ли это истории ее родного мира или просто иная ветвь на дереве вероятности?
Впрочем, неважно. Мы живем «здесь и сейчас», чтобы у наших детей было «там и потом». Вот и будем жить!
Софья блеснула глазами на брата.
– Алешка, ты одобряешь?
– Ты же знаешь, что да. Пусть будет смута в Англии, а в это время вы с испанцами и португальцами…
Алексей не договорил. Не было смысла проговаривать все в сотый раз. Все трое знали, что надо делать и как.
– Да. Меня вот Леопольд беспокоит.
– Да неужели?
– Папа Римский его любит и ценит.
Да, еще и эта… зубная боль! Бенедикт Одескальки, известный более под именем Папы Иннокентия Одиннадцатого, недавно помер, и его место занял Александр Восьмой, в миру некогда Пьетро Витто Оттобони. Но тут все было достаточно сложно. Не то что диким русским варварам – последнему чукче было ясно, что долго сей достойный человек не протянет. Ибо родился аж в десятом году и на настоящий момент насчитывал восемьдесят полновесных лет. Тут уже не белую шапку примерять, а с червячками вести философские беседы о том, где земля мягче. Просто духовенство, как обычно, не могло договориться – и копило силы для следующего рывка. А вот кто будет следующим… О, тут у Софьи имелись подозрения.