Айвири. Выбор сердца - стр. 2

Обернулась и застыла, чувствуя, как гулко застучало сердце в груди.

Ликан.

Молодой, волосы короткие, темные, назад зачёсанные, открывая лоб, и лишь одна прядка выбилась, упала прямо на глаза. Дымчато-серые, внимательные, с чёрным ободком вокруг зрачка.

Я как взглянула в них, так и пропала. Забыла обо всех правилах и запретах, о страхе и девчонках, что снова за меня цеплялись. Лишь метка на руке вспыхнула огнём, предупреждая.

Она и отрезвила, заставила взгляд отвести, отступить.

На мужчине был уже знакомый тёмно-синий плащ и доспехи тёмные, а в руках корзинка знакомая, наполовину ягодками заполненная.

Как же он за спиной оказался? Когда успел подойти, ведь не было никого. А мы прозевали.

Я слышала о том, что ликаны могут двигаться бесшумно, но всё равно замерла, застыла.

– Итан, прекрати. Совсем девушку запугал, – рассмеялся тот золотоволосый, с ямочкой на щеке, пытаясь привлечь к себе внимание. – Как зовут тебя, красавица?

Я медленно обернулась.

– А это, лэр, неважно, – пробормотала в ответ и уже громче добавила: – Вам надо вернуться назад, за оврагом будет небольшой просёлок, по нему и доберётесь до деревушки, а оттуда до княжеского замка рукой подать.

– Проводить нас не хочешь?

– Нельзя нам. И возвращаться пора, – прижимая к себе девчонок, отозвалась я. – Мы по тропинке пойдем.

– Что мы, сами дороги не найдем? – раздраженно заметила девица, убирая косу назад. – Пускай бежит. На ногах от страха едва стоит, того и гляди окочурится.

Я проглотила рвущиеся с губ возражения. Уж лучше так и считают. Спокойнее.

– Мы можем идти? – уточнила я, ни к кому конкретно не обращаясь.

– Можете, – отозвался сероглазый и корзинку мне протянул.

Девочки затихли и даже держаться за меня перестали. Я шагнула вперёд, подходя ближе, но не сильно, так, чтобы дотянуться можно было. И в глаза не смотрела, изучая металлическую брошь на плаще. Странная она какая-то, зверь невиданный, страшный, оскалившийся. На кошку чем-то похожий.

Дотянулась и ахнула, когда наши руки вдруг соприкоснулись. Ни искр, ни дрожи, а в сердце что-то ёкнуло. И рука у него неожиданно тёплая и в то же время сухая, не липкая.

Корзинка выскользнула и непременно бы упала, рассыпая по траве остатки наших трудов, да он не дал. Перехватил у самой земли, удержал и снова мне протянул. А по губам вдруг улыбка скользнула, мимолётная, легкая, а сердце будто ухнуло куда-то.

Прости меня, Лаари. Прости дочь свою неразумную. Говорят, что у каждой послушницы нервы перед посвящением шалят и глупости тянет делать, но я не верила. А теперь поняла, и так стыдно стало. Я всегда знала свою судьбу и всегда легко её принимала, несмотря на слёзы рано ушедшей матери и боль отца. Так было раньше, так будет и впредь.