Аввакум - стр. 7
– Силенок нет?! – взъярился Аввакум. – На блуд и мятеж – здорова, а как на молитву – так разлеглась коровой! Пономарь! Шлепов ей!
Пономарь протопопа как огня боялся. Шлепов так шлепов! Не так что сделаешь – отдубасит! На руку протопоп скор, хоть и отходчив.
Колошматил бабу с пристрастием. Да при детях. Не вынес Прокопка чужой боли, заплакал. Тоненько, как сверчок. А у батьки Аввакума у самого слезы на глазах: жалко ему глупую бабу, но ведь не поучи ее – назавтра все забудет.
Поучил, маслом помазал, да и за стол вместе с собой усадил. Ради нее второй раз ужинал.
И снова в подполье.
Наутро, однако, отпустил с миром.
Ушла, лицом посветлев и душою.
Протопоп сильно был доволен.
Тут как раз еще один учитель сыскался.
По простоте сибирской поучить дьякона Антона обиженный им Иван Струна явился, много не думая, в церковь, во время службы.
Шла вечерня. Народу было не много, день постный, особыми подвигами в святцах не отмеченный.
Вдруг входные двери бухнули, и в клубах белого, особо строгого в тот вечер мороза явилась ватага.
Аввакум как раз из Царских врат выходил. Но и до Царских врат, побивая ладан, докатило перегаром.
Иван Струна скакнул на клирос, дьякона Антона за бороду – и на кулак мотать.
Протопоп как глянул на бесчестье, творящееся в доме Господнем, так и возревновал душою. Словно облак встал дыбом на святотатство.
Поднял Евангелие над головой, да и пошел на нечестивцев:
– Отлучу!
Прочь побежали, по-бараньи, дурным скопом. Затворил Аввакум дверь на засов да на замок – и ключ за пазуху. С Ивана Струны вся смелость и сошла вдруг. Бросил Антона и туда-сюда по церкви бегает, а в церкви ни своих, ни чужих.
Схватил Аввакум нечестивца и чует – силенка-то в Иване жиденькая. Взяли они с Антоном церковного мятежника под руки, усадили посреди храма, и ремнем, снятым с Ивановых же порток, учил Аввакум Струну собственноручно.
Постегал, а потом и обнял. К покаянию привел.
Дрожал Струна как осиновый лист, всплакнул, запальчивость свою кляня.
С тем и отпустил его Аввакум из церкви.
Отслужа вечерню, домой шел, опираясь на архиерейский богатый посох, даренный княгиней. Ночь была и темна и морозна, а на душе протопопа и свет и тепло. Экий ведь лютый зверь Иван Струна, у него и душа-то чудится лохматой, а поди ж ты, словом Божьим – повержен и укрощен.
Домой пришел Аввакум довольный.
Анастасию Марковну в ушко поцеловал.
Прокопку на колени посадил. Весело поглядывая на домочадцев, сказал о Марине, хлопотавшей у печи:
– Ишь, какая справная работница у нас выросла. Замуж пора!
– Ой! – вспыхнула Марина. – Чуть, дядюшка, из-за тебя чугун не уронила.