Аврора Горелика (сборник) - стр. 40

КАКАША

Почему обязательно так? Ведь это уже давно стало клише.

НБМ

Клям-био-буран-тиг-лон-тиг-уанти. Трам-био-шар-транти-флинти-просонти.

Под мышкой у Фэймоса звонит телефон. Несмотря на гипнотическое воздействие НБМ, банкир прикладывает свою мыльницу к уху.

ФЭЙМОС

Здравствуй, Лавр Корнилович, здравствуй, ваше высокопревосходительство! Как вы там на Папуа? Считаешь, что можно стреляться? Любой еврей древнее нашего аристократа, ты так считаешь? У них уже Иерусалим стоял, а у нас только волки бегали, я тебя правильно понял? Ну, прощай, родной, нас тут в немую сцену организовывают.

Настоящий Бенни Манделл, только что деликатно тонким хлыстиком напомнивший Фамусу о действительности, никак не может прервать свое самолюбование, чтобы не сказать самовосхищение. Он пританцовывает, поворачивается вокруг оси, притоптывает, играет ручками.

НБМ

Крошти-фрошти-драдж-молфанси, куон-тапира-мезо-прам-сим-дин.

Немая сцена уже почти организована. Все застыли в своих знаковых позах. Никто уже не открывает рта, кроме Фамуса, который, естественно, расположился рядом с Какашей. Снова звучит телефон.

ГОЛОС ПОЛКАНА

Ав! Ав! Ав! Авангард! Ку-Ку-Ку, Кукушкины острова.

ФЭЙМОС

(шепотом Какаше). Неужели и ты уже замерзла? Послушай, любовь моя, мы должны бежать, иначе сто лет не выберемся из этого барельефа. Мы найдем трупы твоего Горелика и племянников моих – твоих законных, похороним их и оплачем. А потом – свобода! Вместе!

Казалось бы, уже окаменевшая, Какаша женственным жестом поднимает волосы и завязывает их в пучок. Взъярившийся любовью Фамус выдергивает ее из немой сцены. Они убегают. НБМ, между тем поглощенный своей красотой, продолжает танцевать перед «барельефом» и напевать полюбившийся мотив Алессандро Марчелло «крошти-фрошти-драдж-молфанси, куон-тапиро-мезо-пром-сим-дин».

Появляется Слава Горелик. Раны его перевязаны его собственной разодранной рубахой. За собой он тянет неподвижные тела графа Воронцова и князя Олады. Останавливается изумленный при виде «барельефа» и пританцовывающего Настоящего Бенни Манделла.

ГОРЕЛИК

Ну вот, что и требовалось доказать – «немая сцена». Какаши нет, друзья мои мертвы, я еле жив, а вся драма перешла под хлыстик Настоящего Бенни Манделла.

Безмерно наслаждаясь самим собой, к нему подтанцовывает НБМ и тонким хлыстиком направляет его в строй «немой сцены». Равно и мертвым персонажам надлежит там быть – ненавязчиво, но непреклонно заявляет этот хлыстик. Воронцофф и Олада встают и присоединяются к остывшим. Горелик некоторое время стоит молча. Кровь капает из-под тряпок. Потом обращается к танцующему свой медленный неуклюжий танец НБМ.