Авоська с Алмазным фондом - стр. 34
– Слышала про него, но они ведь не общались.
Я колебался пару мгновений и сказал правду:
– Ирина приезжала ко мне с просьбой найти Константина Ерофеевича Вилкина, внука своего отца от первого брака.
Оля разинула рот.
– Даже так? А мне ничего про это не сказала. О брате она в детстве всего один раз упомянула, когда только в интернат попала, сообщила, что ее родители погибли, а Костя учиться уехал. Я ей посоветовала: «Попроси Марию Алексеевну с твоим братом связаться. Он навещать тебя станет, может, к себе возьмет. Но Ира ответила: «Мы с ним не дружили, он старше, да и не брат мне, а внук папы от другой жены. Не хочу его никогда видеть и говорить о нем не желаю». Я поняла, что ей почему-то неприятно вспоминать Костю, и мы о его существовании забыли. Белкина о нем тоже помалкивала, хотя Мария Алексеевна всегда родню детдомовцев искала.
Я отодвинул пустую чашку.
– Константин на самом деле не очень-то хороший человек, я беседовал с ним. Он бизнесом занимается.
Ольга, успевшая взять чашку, пролила чай.
– Бизнесом? Константин богат?
Я вспомнил новую иномарку, на которой Вилкин-Ухов приехал на встречу, его совсем не дешевые часы, модный костюм и промолчал. Но отчего-то подумал: во времена моего детства наличие у человека собственного автомобиля, золотого брегета и пиджачной пары из шерсти наивысшего качества свидетельствовало о полнейшем материальном благополучии субъекта. А если у него была ушанка из меха ондатры, сразу становилось ясно: сей индивидуум в придачу к толстому кошельку обладает высоким положением в обществе. Круче этого головного убора, покупаемого в особой секции ГУМа, куда не имели доступа простые смертные, были только «пирожки» из серого каракуля, которые отчего-то любило высшее руководство страны.
Я, семилетний, наблюдая по телевизору за парадом седьмого ноября на Красной площади, спросил у матери:
– Мамочка, почему правительство одинаково одето? И у них глупые шапки. В них же холодно – уши мерзнут.
Николетта моментально отвесила мне оплеуху и заорала, повернув голову в сторону кабинета отца:
– Вот оно, твое воспитание, Павел! Из-за Вавы нас в Сибирь сошлют, будешь свои книги тамошним медведям вслух читать. Иван! Советское правительство не может выглядеть глупо. Ты хочешь бегать писать во двор и там же каждый день мыться из лейки?
Я был мальчиком с живым воображением, поэтому сразу представил, как выхожу из подъезда дома, расположенного в самом центре Москвы, на оживленную улицу, устраиваюсь около дерева, потом раздеваюсь, беру лейку… Ясное дело, я перепугался и прошептал: