Авоська с Алмазным фондом - стр. 16

– А та решила отравиться и оставила записку от лица хозяйки комнаты, – хмыкнул Воронов.

– Ты уверен, что письмо составила Вилкина? – прищурился я. – Если мы предположим, что это тело неизвестной, то куда подевалась Ирина? В комнате остались ее вещи. Больших денег у сироты нет, посему она, уезжая навсегда, непременно бы все прихватила. Может, кто-то хочет убедить нас в смерти Вилкиной? Ирине же дали новую квартиру. Что она делала в клоповнике? Почему решила покончить с собой в этом убогом месте? Макс, которую по счету пилюлю ты сегодня пьешь?

– Не считал, – отмахнулся приятель, – четвертую или пятую.

Я отнял у него упаковку.

– С ума сошел? Тут написано: не более трех штук в сутки с перерывом не менее шести часов.

– Ерунда, – снова легкомысленно отмахнулся Макс. – Погода меняется, дождь собирается, вот и сдавило голову.

Мне стало тревожно.

– Ранее я не замечал у тебя метеозависимости.

– Все когда-нибудь случается впервые, – улыбнулся Воронов. – Ваня, не в службу, а в дружбу, помоги Глебу. Заплатить за услугу не предлагаю, ты все равно у меня денег не возьмешь.

– Правильно мыслишь, – согласился я, – на друзьях я не зарабатываю.

Макс опять потер затылок и вдруг завел рассказ.

– Много лет назад нас с Филовым, когда мы были салагами, отправили в засаду у дома сбежавшего из мест заключения преступника. Задание казалось ерундовое, ничего сверхъестественного от только что оперившихся сотрудников начальство не требовало, основной работой по делу занимались опытные ребята. Мы с Филовым только сидели в машине, фотографировали тех, кто входит в подъезд. Аппаратура тогда была не фонтан, и я предложил переместиться чуть ближе к двери. Глеб занервничал: «Надо стоять где велено, нельзя самовольничать». «Но можно ведь проявить творческую инициативу, – возразил я. – А то нас же потом за плохое качество снимков отругают».

Филов все же согласился, мы нарушили приказ и припарковались в другом месте, там, где указал я.

Глеб сидел за рулем, я снимал. Вдруг он бросился на меня, толкнул на сиденье, а сам упал сверху… И тут раздался звук «чпок!». Одним словом, Глеб спас мне жизнь, я остался невредимым, а вот ему пуля вошла в шею. Конечно, начальство устроило разбор полетов, нас спрашивали, какого черта мы изменили дислокацию. Я испугался, что лишусь работы, бубнил что-то невнятное и после первого допроса угодил в больницу – нервы сдали. Очень молодым был, неопытным, глупым. Врачи запретили допрашивать меня, но ко мне ночью тайком пробрались ребята из отдела и рассказали, что Глеб всю вину взял на себя. Филов сидел за рулем, считался в нашей паре старшим, и когда его спросили: «Кто велел встать ближе к подъезду?», ответил: «Я». Короче, спас меня дважды, сначала от смерти, потом от позорного увольнения. Самого Филова оставили на службе из-за того, что он ради товарища рискнул жизнью. За такой подвиг раньше награждали, могли квартиру дать, а Глебу сказали: «Будь доволен, что не выперли».