Аватара клоуна (сборник) - стр. 22

Бр-р! Какая всё-таки отрава это местное пойло! Все мозги переворачивает. А знаете, как однажды пошутил мой старший? Кони двинул кони! Это когда я рассказал ему про русских адвокатов. Оглянитесь, милейший современник, вокруг – варвары, самодовольные варвары! Вот вам и человеческая история! Времена кричат, но их не слышат, они взыскуют, но потомки глухи. Особенно в нашу эпоху технократического невежества. Представляете, Кони двинул кони! Точнее про себя и не скажешь. Зато в марках автомобилей разбирался и телефоны менял каждый месяц. Вы кривитесь? О мёртвых либо хорошо, либо ничего? Ладно, не буду. Только все смертные – покойники. Разве не так? Раз это вопрос времени, то какая, в сущности, разница? Однако меня основательно развезло. Болтать можно вечно, но я вынужден вас покинуть, иначе не дойду. Выручите парой долларов? А то хозяин не пустит. Спасибо, вы настоящий человек. Красиво умереть не вышло, но не под забором же.

Он вставал, пошатываясь, шёл в дверной проём, где на мгновенье оборачивался с кривой усмешкой, а потом его поглощала стена дождя.

Когда Силантию Щерба ню исполнилось пятьдесят, его снова отправили в первый класс. «Лучше в „А“, – не вставая из-за стола, смерил его взглядом директор, – там мальчиков не хватает». Щербань купил букварь, тетрадь для прописей и, собрав ранец, явился в школу с цветами. «Чей-то папа?» – спросила учительница, когда утром он подпирал классную дверь. Но тут же хлопнула по лбу: «Ах, да…» Чтобы не загораживал малышам, Щербаня отрядили на «камчатку», где он, сутулясь, сажал кляксы, считал в окне галок и в ожидании звонка таращился на портреты по стенам. На переменах он курил в туалете, выпуская дым в разбитую форточку, его пальто не помещалось в гардеробе, и ему разрешили раздеваться в учительской. Но в начальной школе Щербань не задержался. Ещё не облетела листва, как он заполнил учебные тесты, и его перевели в старший класс. У него за плечами был университет, но теперь его мозги скрипели, когда он заново грыз науку. «Потерпите, голубчик, – хлопал по плечу директор. – Скоро выпустим».

Учительница годилась ему в дочери, но, когда, надев очки, водила по журналу пальцем, он горбился от страха услышать свою фамилию. «Щербань!» – путая ударение, выносили ему приговор, и он смущённо краснел, выходя, отворачивался к доске, не зная, почему мир устроен так, а не иначе, чертил каракули, пачкая мелом лацканы пиджака, и сбивчиво бормотал, вызывая за спиной дружный смех. На занятиях мысли разлетались, и он ловил их, как бабочек, а на «контрольных» списывал, получая шпаргалки в скомканных бумажных шариках. Но к старости каждый многое повидал, и случалось, Щербань отвечал правильно, не заглядывая в учебники. «Мир такой огромный, – думал он на уроке географии, рисуя на картах бредущих человечков, – почему везде всё одинаково?» И мысли уносили его за тридевять земель. «Это потому, что образец один», – отвечал он себе, когда стоял в церкви и слушал, что Господь сотворил человека по образу и подобию. Из-за «белого» билета Силантия освободили от военной подготовки, а из-за врождённого порока сердца – от физкультуры. «Смерть – это болезнь, – вглядывался он в анатомический атлас на уроках биологии, – её инкубационный период длится жизнь».