Аукцион - стр. 31
– Слава богу, нет. Порою мне кажется, что дедушка был самым настоящим немцем.
Райхенбау не смог сдержать улыбки, покачал головою, спросил:
– Что вас интересует в работе Золле?
– Все.
– Что вы знаете о ней?
– Только то, что он собрал уникальную картотеку культурных ценностей, похищенных в музеях Европы.
– Кем?
Фол подавил в себе остро вспыхнувшее желание ответить: «Нацистами, твоими соратниками по партии, сволочь недобитая»; сказал мягче:
– Прежним правительством Германии, режимом Гитлера…
– Я не очень верю во все эти слухи, господин Вакс. Ну да не в этом суть. Есть какие-то предложения к Золле?
– Господин Райхенбау, вам прекрасно известно, что Золле не станет иметь со мною дело, он все свои исследования передает русским…
– Это его право.
– Верно. Только как быть с теми деньгами, которые он обещает отдать вам вот уже три года? Я имею в виду пять тысяч марок, взятые им в долг…
– Откуда вам это известно?
– Это мое дело, господин Райхенбау. Я пришел к вам с коммерческим предложением, вполне реальным: вы передаете нам копии его архива, мы платим вам пять тысяч марок.
– Господин Вакс, ваш дедушка не был немцем, – вздохнул Райхенбау. – Не надо считать меня ганзейским тупицей с замедленным мышлением. Архив Золле стоит пару сотен тысяч марок, по меньшей мере.
– Ошибаетесь. Большая часть его документов – это материалы, ксерокопированные в нашем архиве, в форте Александрия. Нам известны все те единицы хранения, которые он истребовал к копировке. Мы знаем также, что он копировал в архивах Фрайбурга и Базеля. Это нас не волнует. Речь идет о русских материалах, о документах из Восточного Берлина и, главное, о классификации архивов. Говоря грубо, он истратил что-то около тридцати тысяч марок на все свое предприятие.
– Он никогда и ни при каких условиях не продаст свои документы, господин Вакс.
– Значит, вы смирились с потерей денег?
– Говоря откровенно – да. Мне это очень обидно, я весьма стеснен в средствах, вы, видимо, знаете об этом, если знаете все о Золле, но я не умею быть взломщиком сейфов, это не по моей части.
– Хорошо, давайте сформулируем задачу иначе: как вы думаете, после вашей просьбы Золле пойдет на разговор со мною? На откровенный, конструктивный разговор?
– О продаже его архива?
– Да.
– За тридцать тысяч? – усмехнулся Райхенбау.
– Ну, скажем, за пятьдесят.
– Нет. Не пойдет. И за двести тысяч он вам ничего не продаст.
– Почему?
– Потому что он фанатик. Вы знаете, что такое немецкий фанатизм?
– Откуда мне, американцу, знать это? Я занимаюсь конкретным делом, мой бизнес интересует архив Золле, мы – прагматики, эмоции не по нашей части…