Аукцион невинности. Двойная ставка - стр. 24

Дико все.

– Глотаешь или сплевываешь?

Не понимаю этого вопроса, а мужчина, не дождавшись ответа, дергает меня наверх, заставляя встать. Слишком близко, задеваю сосками его грудь, а он, глядя мне в глаза, делает большой глоток алкоголя, изучает, на губах ухмылка.

– Так что, малышка?

– Я… я не понимаю вас. – Все, что могу ответить.

Он улыбается, белые ровные зубы, четкий контур губ, щетина, загорелый, наглый, красивый. Густые черные ресницы, темные волосы и синие глаза.

А я не могу ни о чем думать, и не потому, что он очень привлекательный мужчина, во мне девяносто девять процентов страха, я пропитана им насквозь. Мозг отказывается воспринимать происходящее адекватно.

– Совсем не понимаешь?

– Нет, – не говорю, а шепчу.

А потом он достает пальцами кубик льда из бокала и ведет им по моим сухим губам вниз, по шее, до груди, продолжая смотреть в глаза. Задевает сосок, я вздрагиваю, хочу отстраниться, но не могу, фиксирует за шею другой рукой, в которой держит бокал.

Холод льда обжигает, кубик льда тает, вода стекает ниже.

– У тебя красивая грудь. Ты знаешь?

Да, может быть, я не стану утверждать. У меня не было совсем молока, когда родилась дочь, ни капли. Может, поэтому она и выглядит как у не кормящей женщины. Но мне сейчас не нужны его комплименты.

Холод проходит, мужчина продолжает смотреть на меня, снова кидает лед в бокал, выпивает залпом, кроша зубами его остатки, жует. Я слышу, как он крошится, этот противный звук, так, наверное, ломаются кости во всем теле.

– Захар, где ты ее взял?

– Купил.

– Ну, это понятно, мы в борделе.

– Нет, на аукционе купил.

– На хрена?

– Заебал этот жирный армянин, как его? Все время забываю имя, тот, что вино возит цистернами, у него сеть магазинов алкогольных.

– Вардан.

– Он.

– И что же тебя так возмутило?

– Просто выбесил.

– Всего лишь?

Они переговариваются, словно меня нет совсем, словно я вещь, статуэтка или так, коробка под сигары, которую купили, а теперь обсуждают, зачем это сделали, их и так полно.

Я и есть вещь, если позволила себя продать. Продалась сама, шагнула в пропасть, не думая, что будет потом, лишь бы помочь ребенку.

– Я считал, это мне свойственны импульсивные поступки, сам говорил, а сегодня ты привел в дом бездомного котенка.

– Это не дом, а бордель.

– Сколько? Девочка, сколько за тебя заплатил наш уважаемый Захар Данилович?

– Четыре миллиона.

– Ого, ну неплохо так. Моя тачка стоит дороже, но тачка – она почти навсегда, а ты, насколько наша кукла? Ты должна долго отрабатывать такие деньги.

– Сутки.

Я продолжаю стоять голая, рядом с одетыми мужчинами посередине комнаты. Все так же холодно и страшно, но эти их разговоры отвлекают.