Атлантида. В поисках истины. Книга четвертая. Истина рядом - стр. 3
В свободные часы он расспрашивал, заводил беседы в чайных, захаживал в храмы и на проповеди, разводил длительные споры с толкователями торы. Вскоре он стал не хуже какого-нибудь книжника. Он искал, но не мог найти и следов того, кого больше всех в своей жизни хотел увидеть.
Все семьи в Иудее, где каждый десятый дом был домом каменщика или плотника, были одинаковые. Везде глиняные мазанки, затянутые виноградной лозой, иногда пристроенные к скалам, везде много ребятишек, шумно играющих во дворах и на узких кривых улочках. Пыль, квохчание куриц и громкие драки бойких петухов. Мокрые простыни, словно ширмы, перегораживали маленькие дворики, и только смутные тени маячили за ними, и где-то блеяла голодная коза.
Георгий часто вспоминал жену, дочек и сына, оставленных в Атлантиде. Порой он жестоко скучал по ним и досадовал такой сильной погрешности в датировании истории. Быть может не только год – город и имя Иисуса может не соответствовать действительности. Он был к этому готов. В его время библию уже давно не рассматривали, как исторический источник. Но он всё-же хотел верить в реальность этой истории всеми фибрами своей души. Поэтому в одно прекрасное утро в начале первого года первого века от Рождества Христова, он появился на вершине горы Фавор и установил датчик отсчета времени на 00,00.
Это было весьма символично, но и, как он понял, достаточно смехотворно. За последние двадцать лет, что бродил он по земле Израиля, он видел множество семей, подходящих под описание. Но как найти именно того Иисуса, ту самую Марию и Иосифа? По каким незримым приметам? Не слышал он и о таком феномене как «Вифлеемская звезда». Ничего, что могло бы предвещать грядущие великие события. Время правления Ирода прошло и его сыновья правили наместниками в разных частях страны.
Одно событие, правда, сохранилось в памяти людей – это свидетельство чрезмерной жестокости Ирода, и год избиения младенцев. Это давало хоть какую-то надежду.
Всё, что Георгию удавалось разузнать, он методично фиксировал в дневнике. Со временем его тощий дневник закончился, и пришлось покупать дорогостоящий пергамент, столь неудобный в хранении, что он решил не писать лишнего. Но мир вокруг был так интересен, красочен, что Егор с трудом сдерживался, часто записывая даже ничем не примечательные мелочи, казавшиеся ему любопытными. Раньше время интересовало его лишь как физическое явление, а сейчас он ощущал его материальность, событийность. И записи вскоре стали больше походить на страноведческий очерк, чем на дневник. Он изучил Палестину, как любящий муж запоминая все её изгибы.