Атлант расправил плечи - стр. 110
Она ровным тоном спросила:
– От чего отказаться, Франсиско?
Он не ответил и только крепче прижался к ней лицом.
Дагни притихла, понимая лишь то, что ей следует быть крайне осторожной.
Чувствуя его голову на своей груди, ровно и ласково поглаживая рукой волосы, она смотрела на потолок комнаты, на едва проступающую сквозь темноту лепнину, и ждала, онемев от ужаса.
Он простонал:
– Все правильно, но так трудно поступить именно так, как надо! O боже, как же это трудно!
Спустя некоторое время Франсиско поднял голову и сел. Дрожь оставила его.
– Что случилось, Франсиско?
– Я не могу сказать тебе всю правду, – голос его звучал искренне и открыто, не пытаясь скрыть страдание. – Ты не готова услышать ее.
– Но я хочу помочь тебе.
– Ты не можешь ничем помочь мне.
– Ты же сам сказал: помочь тебе отказаться.
– Я не могу этого сделать.
– Тогда позволь мне разделить с тобой твое решение.
Он покачал головой и посмотрел на нее сверху вниз, словно бы взвешивая последствия. А потом вновь покачал головой, отвечая самому себе.
– Если я сам не в силах выдержать его, – проговорил Франсиско с еще незнакомой ей нежностью, – то как сможешь выстоять ты?
Она проговорила неторопливо, делая над собой усилие, изо всех сил стараясь не закричать:
– Франсиско, я должна знать.
– Простишь ли ты меня? Я вижу, как ты испугана, a это жестоко с моей стороны. Но если ты хочешь что-то для меня сделать, давай забудем об этом разговоре, забудем – и все, и никогда больше не спрашивай меня ни о чем.
– Я…
– Это все, что ты можешь для меня сделать. Согласна?
– Да, Франсиско.
– И не бойся за меня. Просто так случилось сегодня. Повторения не будет. Потом это будет даваться легче.
– Но, может быть, я могу…
– Нет. Спи, моя любимая.
Он впервые назвал ее этим словом.
Утром он не прятал глаз, смотрел ей прямо в лицо, не старался уклониться от ее полного тревоги взгляда, но о ночной сцене молчал. На спокойном лице его отражались страдание и ясность, нечто подобное полной боли улыбке, хотя он не улыбался. Как ни странно, переживание сделало его моложе. Теперь он казался не человеком, подвергающимся мучительной пытке, а человеком, понимающим, что мука эта сто́ит того, чтобы ее перенести.
Она не стала допытываться до сути. Только, прежде чем уйти, спросила:
– Когда я снова увижу тебя?
Франсиско ответил:
– Не знаю. Не жди меня, Дагни. Когда мы встретимся в следующий раз, ты не захочешь даже смотреть на меня. У всего, что я буду делать, есть причина. Но я не могу назвать ее тебе, и ты будешь права, проклиная меня. Я не намерен оправдывать этот достойный презрения поступок, не буду просить тебя верить мне. Ты будешь руководствоваться собственными представлениями и суждением. Ты будешь проклинать меня. Тебе будет больно. Только постарайся не покориться этой боли. Помни, что это я тебе говорю. Это все, что я могу тебе сказать сейчас.