Ататюрк: особое предназначение - стр. 126
И, конечно, он много говорил о том, какую политику должна проводить Османская империя.
Несмотря на лечение и спокойную обстановку, Кемаль пребывал почти все это время в состоянии повышенной нервозности.
Ни танцы с красивыми женщинами, ни долгие прогулки в ландо и светские приемы в Карлсбаде не смогли восстановить его душевное равновесие.
«Я, – писал он в дневнике, – проснулся в 7 утра, думая, что еще только 6 часов.
Я стал выражать недовольство Шевки, своему ординарцу.
Он начал меня брить, но мой гнев его настолько смутил, что он делал это неловко.
Гнев мой продолжал нарастать, и я не мог подавить в себе это чувство…
Сейчас я настолько взвинчен, что одно только присутствие Шевки рядом раздражает меня».
В течение всего месяца Кемаль брал уроки немецкого и французского языков.
Особенно его интересовал французский – язык философов эпохи Просвещения и Великой французской революции.
Как свидетельствуют примерно сорок страниц его дневника, написанных по-французски, он весьма преуспел в этом.
К тому же в Карлсбаде он читал только французские романы.
Чтение было подлинной страстью Кемаля, и он с огромным удовольствием предавался ему не только в Карлсбаде, но и в трудные минуты военных кампаний.
Так, сражаясь против русской армии в Восточной Анатолии в 1916 году, он выкраивал время, чтобы читать «Сафо» Альфонса Доде, задуматься над брошюрой под названием «Можно ли отрицать Бога», внимательно прочесть «Османскую историю» Намыка Кемаля и его «Политические и литературные статьи», погрузиться в «Элементы философии» и помечтать над стихами Тевфика Фикрета.
– Если бы в детстве из добытых мною двух монет, – говорил сам Кемаль, – я бы не тратил одну на книги, то не достиг бы того, чего достиг сегодня…
Сложно сказать, насколько был прав Морис Палеолог, генеральный секретарь министерства иностранных дел Франции, когда писал в 1920 году, что Кемаль «не отличался ни высокой общей культурой, ни большим интеллектом».
Конечно, Кемаль в силу своего военного образования не знал искусства Возрождения и импрессионистов.
Да и многие ли военные знают их?
Но того, что он очень любил читать и даже пытался философствовать, не может отрицать никто.
«Не будем страдать паранойей, – размышлял он в своем дневнике о женщинах и браке. – Пусть женщины будут свободны, пусть получают образование, важно, чтобы они становились личностями.
Что же касается личных отношений, то давайте искать спутницу, учитывая нашу природу и нашу собственную нравственность, и вместе с ней будем принимать решение о создании семьи, если мы уважаем друг друга, соответственно ведем себя, и пусть женщина ведет себя так же!»