Атаман Ермак со товарищи - стр. 41

Вот тогда возникает необходимость третьего шага за Урал, в златокипящие края… В это восточное Эльдорадо! Я предвижу, что сей поход станет подобен присоединению Америки к Испании и Португалии. Пусть англичане пытаются пройти в Китай и Индию Ледовитым морем, мы попадем туда раньше путем сухопутным… И этот путь будет коротким и бескровным. Вся кровь прольется, когда русские и татары будут истреблять друг друга. Сибирское Ханство будет абсолютно обескровлено походом на Москву. Там не останется ни одного мужчины, способного носить оружие. А мелкие сибирские народы разбегутся по лесам и либо совершенно одичают, либо растворятся в массе наших колонистов, либо будут истреблены, как непокорные индейцы в Америке… Воины Христа, рыцари истинной католической веры, придут в Сибирь раньше, чем проломятся туда сквозь льды протестантские пираты! Северный океан – не Карибское море!..

– У меня кружится голова, – позволил себе улыбнуться поляк.

– И есть от чего! – поддержал его Поссевино. – Не сочтите меня романтиком или мечтателем. Это старая школа Ватикана, именно она позволяет видеть события в их планетарном масштабе, так сказать, во времени и пространстве… Это будущее, на которое мы будем трудиться.

– Оно стоит того, – подытожил поляк.

– Как вы смотрите на то, мой друг, что мы, не дожидаясь Рождества, хорошо поужинаем?

– Русские держат пост, ваше преосвященство, – напомнил поляк.

– Русские у себя дома – дома положено поститься, – засмеялся легат, – а мы – в походе! И, кроме того, солдаты постов не держат, особенно в бою. Я заранее прощаю вам этот грех чревоугодия…

Легат хлопнул в ладоши, и безмолвный слуга-итальянец стал накрывать на стол так, словно дело происходило в Риме, а не в заснеженной и дикой Москве. Они откупорили бутылку итальянского вина, и Поссевино провозгласил:

– За удачу! За успех! Я уверен, он – близко. Во всяком случае, силы, способной нам помешать, я не вижу!

– К вящей славе Господней! – произнес старый девиз иезуитов поляк.

С утра он горячо взялся за дело. С помощью старенького ксендза, жившего в Иноземной слободе, он отцедил из всей массы, теснящихся там иностранцев, католиков и, пользуясь приближающимся Рождеством, исповедал всех. Странной это была исповедь. Поляк выспрашивал, прежде всего, не о грехах, а о воинской профессии, о том, где прежде воевали исповедующиеся, попадали ли когда-нибудь в плен, отмечая про себя, быстро ли они соображают, и прикидывая, на что способны. На масленице он представил приказчику Строгановых двести человек, из которых, с его же помощью, было отобрано восемьдесят, в том числе пятеро, присягнувших на кресте и подписавших контракты, агентов. Бумаги поляк тут же сжег, но агенты этого не знали, оставаясь в уверенности, что бумаги отправлены в Ватикан, где их ждут полное отпущение всех будущих грехов, щедрая награда, пенсия по выслуге и прочие земные радости.