Атаман Ермак со товарищи - стр. 4
«Помырае батько Байда,
На крючья повишен,
Помирая, батько Байда
Вид Царя залишен».
А ведь могли запорожские и русские полки стать плечом к плечу у Черного моря, прикрыв собою от набегов общую свою родину – православную Русь.
Наконец, совершил Царь деяние, вовсе народу непонятное и страшное, – разделил державу свою, и стал одною частию воевать другую.
В год 1565-й грозовой, безжалостной и слепой тучей обрушилась на царство Московское и на подданных его опричнина, страх от которой веками не проходит в русском народе, а опричниками до днесь зовут самых бессовестных, самых кровавых и жестоких палачей, каких, не видя в них умысла сатанинского, и примыслить невозможно.
Двенадцать тысяч семей были посреди зимы изгнаны из домов своих, отданных опричникам, в которые вместо одной тысячи понаверстали целых шесть тысяч головорезов.Несчастные изгнанники – люди всех сословий – померзли насмерть в дороге на новые места и погибли.
Накинувшись, как невиданные хищники, на собственную страну, опричники начали творить такой произвол и злодейства, которые никогда прежде не происходили на Руси, повидавшей много насильников и привычной к мучительству. Не столько лютостью страшны были опричники, сколь той подлостью, с которой они творили свои злодейства. Летописцы свидетельствуют, что опричникам вменялось в обязанность насиловать, предавать пыткам и лютой смерти земских людей и грабить их дома. Страшно было, что во главе этой своры убийц был Государь и предстатель народа своего.
Царский образ жизни стал вполне достоин полупомешанного. Иван завел у себя в Александровской слободе подобие монастыря, отобрал триста опричников, надел на них черные рясы сверх вышитых золотом кафтанов, на головы тафьи (тюбетейки) или шапочки, сам себя назвал игуменом, сочинил для братии устав и сам со своими сыновьями ходил звонить на колокольню.
В двенадцать часов ночи все должны были вставать и идти к продолжительной полуночнице. В четыре утра ежедневно, по царскому звону, вся братия собиралась к заутрене. Кто не являлся – наказывался. Утреннее богослужение длилось до семи утра. Сам Царь так усердно клал поклоны, что на лбу у него образовались шишки.
В восемь часов шли к обедне. После нее за обедом Иван, как игумен, не садился за стол, читал перед всеми житие древнего святого, а обедал уже после один. Все наедались и напивались досыта, остатки выносились на площадь нищим.
Нередко после обеда Царь Иван ездил пытать и мучить опальных – в них у него никогда не было недостатка. Их приводили целыми сотнями, и многих них перед глазами Царя замучивали до смерти. То любимое развлечение Ивана, после кровавых пыток он казался особенно веселым. Он всегда дико смеялся, когда смотрел на мучения своих жертв. Сама монашествующая братия служила ему палачами, и у каждого под рясою был длинный нож. В назначенное время отправлялась вечерня, затем братия собиралась на вечернюю трапезу, отправлялось повечерие, и Царь ложился на постель, а слепцы попеременно рассказывали ему сказки. Иван хотя и старался угодить Богу прилежным исполнением правил внешнего благочестия, но любил время от времени и иного рода забавы.