Асы шпионажа - стр. 52

Одним из американцев, которые должны были «осуществлять наблюдение» за Филби, был корреспондент «Нью-Йорк таймс» Сем Поп Брюер, часто встречавшийся с Кимом в 1957–1958 годах. В конце концов он, как, впрочем, и другие «наблюдатели», пришел к выводу, что тот был абсолютно безобидным человеком. Филби никогда не пытался сталкивать лбами англичан с американцами, хотя такие возможности у него были. Не проявлял он никакого любопытства ни к чему во время своих посещений британского посольства и не бросался на наживку, которую ему хитро подсовывали.

По прибытии в Бейрут Филби попытался было ограничить употребление спиртного, но вскоре возвратился к прежним привычкам и стал вести образ жизни, никак не увязывавшийся с деятельностью шпиона.

– Если он работает на русских, то от него мало толку, – дал свою оценку один из западных чиновников.

– Если он – советский агент, то желательно, чтобы таких было у них побольше, – высказался другой после того, как на одном из вечеров Ким, слегка перебрав, ущипнул жену французского посла за мягкое место.

С женщинами Филби в это время почти не встречался. Единственная любовная связь у него была с Элеонорой – женой его друга Сема Брюера. Это не был заурядный секс, так как она не слыла Афродитой, да и возраст подходил к сорока, как и Киму. Эту троицу часто видели в обществе вместе, а Ким в качестве друга постоянно наведывался к ним в гости. Как-то весенним утром 1958 года, по рассказам общих друзей, они сидели, как обычно, втроем за чашечкой кофе на террасе гостиницы «Святого Георга» (Элеонора привычно ссорилась с мужем), как вдруг Ким откашлялся и, явно нервничая, произнес:

– Элеонора, надо с-сказать с-сейчас.

– Что это вы хотите сказать? – поинтересовался Брюер.

– Элеонора и я-я хотим по-о-жениться.

– Ты хочешь сказать, что просишь руки моей жены?

– Да-да, что-то в э-том ро-де.

Элеонора вылетела в Мехико, чтобы оформить развод, Брюера вскоре отозвали в Нью-Йорк, а Филби остался в Ливане, чтобы освещать начавшуюся гражданскую войну.

Сразу же после бракосочетания Ким с Элеонорой стали принимать приглашения бейрутского высшего общества и принимать гостей у себя. Это были уважаемые люди – востоковеды, иностранные корреспонденты, профессора и дипломаты. На вечеринках разговоры велись в основном по-английски, иногда по-французски, редко по-арабски, даже на встречах с арабами, и носили примерно такой же характер, как, скажем, в салонах Парижа, – глубокий и поверхностный одновременно. Я часто встречался с ним в это время, испытывая, как и большинство его друзей, смесь зависти и озабоченности. Устроив вечеринку у себя дома, я попытался как-то познакомить его с двумя советскими атташе. Ким возмущенно отпрянул, воскликнув: