Аскольдова тризна - стр. 30
– Только храбрый Водим и его отважные воины могли совершить такой нелегкий поход, – проговорил Сережень после пения скальда. – Слава вам! Но думаю, сии смельчаки зашли ко мне, занятому нарезанием истории, не потому, чтобы всего лишь поведать об этом…
– Кто нарезает историю, тот может и творить ее, – вставил и свое слово грек.
– Не совсем так, – ответил по-гречески верховный жрец. – Способствовать ее творению – это, пожалуй, в моих силах…
И сказанное по-гречески повторил по-норвежски. Тому, что волхв знал их язык, варяги очень обрадовались. Беседа полилась непринужденнее и веселее, в конце ее верховный жрец заверил норманнов в своем содействии поднять новгородскую чернь против Рюрика, который каждодневно попирает права кумирне служителей и народного веча. В свою очередь, Олаф поручился, что если придет к власти Водим, то эти права он расширит… Довольные друг другом норманны и Сережень разошлись, лишь у Афарея осталось в душе чувство неудовлетворенности.
«У них-то дела сладились, а вот у нас с сыном… Прав Кастор: сядет на стол “морской король”, особые права, может быть, и даст волхвам… Но простому народу, думаю, вряд ли… И наше рабское положение то же вряд ли изменит…» – пробираясь скрытно в свою кузню от жилища верховного жреца, размышлял строитель из Византии.
Городские дома уже окутались тьмою, на небе проклюнулись первые звезды и пока одинокими маякам светились во вселенском просторе. Защемило на сердце у грека, уже много лет не бывавшего на родине.
Оказавшись в кузнице и не обнаружив старуху ведьму, Олаф вскричал:
– Торстейн, куда подевалась колдунья?
– Не пугайся. Я ее запер в ларь с углем. Сидит в нем, как крыса. И верещит… Слышишь?
Из большого деревянного ящика, где хранился уголь для горна, доносилось тихое поскуливание.
– Зачем ты ее туда посадил?
– Да порывалась, вонючка, куда-то удрать, я ее и затолкал в уголь.
– Хорошо, вынимай…
На свет извлекли Листаву, еще пуще раскосматившуюся, покрытую с ног до головы угольной пылью лишь блистали ненавистью ее глаза да раздавались изо рта шипящие змеиные звуки.
– Вот что, старая, – обратился к ней грозно кузнец. – Даем еще три дня. Если за это время ты снова ничего не сделаешь, мы тебя задушим, а труп бросим в горновой огонь. Чтоб следов не осталось… Поняла?
– Поняла… – сквозь стиснутые клыки выцедила колдунья, но по ее разгневанному лицу было видно, что слова Олафа мало на нее подействовали.
– Торстейн, ты при ней будешь находиться неотлучно, и, если она опять соберется улизнуть, убей!
– Это мы разом! – осклабился тот.
Ничего особенного в том, что на этот раз произошло с ведьмой, Афарей не усмотрел: за колдуньей и раньше следили, и кузнец однажды обещал ей предсмертные муки и самую ужасную кончину… Насторожило грека другое: после того, как Олаф заручился поддержкой верховного жреца и уличного старосты, услуги Листавы больше могут не понадобиться, потому как они вообще не приносят никаких плодов.