Армадэль - стр. 33

Они ждали, и оба внимательно смотрели на Армадэля. Разительные перемены, уже появившиеся в нем, быстро умножались. Движение, которое постоянное душевное волнение сообщало мускулам лица, начало под тем же опасным влиянием распространяться книзу. Его прежде беспомощные руки уже не лежали неподвижно: они шевелились на простыне. При виде этих зловещих симптомов доктор обернулся с испугом и сделал Нилю знак подойти ближе.

Спрашивайте сейчас, – сказал он. – Если вы будете ждать пять минут, вы опоздаете.

Ниль подошел к кровати. Он тоже заметил движение рук.

– Это дурной знак? – спросил он. Доктор с тревожным видом кивнул головой.

– Предлагайте ваш вопрос сейчас, – повторил он, – а то будет слишком поздно.

Ниль поднес письмо к глазам умирающего.

– Вы знаете, что это?

– Мое письмо.

– Вы непременно настаиваете, чтобы я отправил его на почту?

Больной в последний раз собрал все свои силы и ответил:

– Да!

Ниль подошел к двери с письмом в руке. Немец сделал за ним несколько шагов и раскрыл уже губы, чтобы просить его немного подождать, но встретился с неумолимыми глазами шотландца и воротился к постели. Дверь за Нилем затворилась, и они расстались, не сказав больше ни слова.

Доктор, присев у постели, шепнул умирающему:

– Позвольте мне возвратить его, еще есть время. Вопрос повис в воздухе, ответа не было. Ничто не показывало, что больной обратил внимание на него или даже слышал этот вопрос. Глаза его с ребенка перешли на собственно судорожно подергивающуюся руку и с умоляющим видом обратились на сострадательного врача, наклонившегося к нему. Доктор поднял руку Армадэля, остановился, проследил за глазами отца, обращенными на ребенка, и, поняв его последнее желание, положил руку умирающего на голову мальчика. Рука дотронулась до нее и еще сильнее задрожала. Через минуту трепет, овладевший рукой, распространился по всей верхней части тела. Лицо из бледного сделалось красным, из красного багровым, из багрового опять бледным, потом судорожно подергивавшиеся руки замерли в неподвижности, и цвет лица уже не переменялся.

Окно в смежной комнате было открыто, когда доктор вышел от умершего с ребенком на руках. Он посмотрел в окно и увидел на улице Ниля, медленно возвращавшегося в гостиницу.

– Где письмо? – спросил он.

Двух слов было достаточно шотландцу для ответа:

– На почте.

В теплую майскую ночь 1851 года ректор Децимус Брок, находившийся в это время на острове Мэн, удалился в свою спальню в Кэстльтоуне. Серьезная ответственность тяготила его душу, и он не мог еще сообразить, какими способами он может освободиться от неприятного положения, в которое его поставили настоящие обстоятельства.