Арина Великая - стр. 36
«Нет, но каков Ползунок? – продолжил Никифоров свой мысленный монолог. – Не удрал, подлец, за границу! А ведь где-нибудь в Соединённых, та скать, Штатах этого Ползунка, с его-то знаниями и опытом, отхватили бы самые распрестижные университеты. Отвалили бы ему жалование штук двести в год, и зажил бы Фёдор Яковлевич в тепле да роскоши, как принц заморский. А этот Ползунок, носящий в голове своей знания и таланты на миллиарды баксов, приполз ко мне, обхохочешься, как жалкий просителишка, переминаясь с ноги на ногу, чтобы разогреть застывшие в паршивых башмаках свои ножные, блин, пальцы. Воистину удивителен русский человек!»
Уже через неделю в Норильском отделении Росбанка на имя Ф.Я.Поползнева был открыт счёт на 50 тысяч долларов.
9
Фёдор Яковлевич расцвёл. Приоделся, купил тёплые ботинки, снял в Норильске хорошую квартиру, вызвал из Томска жену с ребёнком и окончательно расправил плечи. Чёрная полоса жизни осталась позади, и он верил, что скоро его ладони прильнут к рычагам «клонотронов» – созданных им чудо-аппаратов, полностью заменяющих женскую матку. Конечно, он догадывался о желании олигарха расклонировать самого себя. «Но зачем миру новые хищники, терзающие наши недра? – задал Фёдор Яковлевич своему «Я» риторический вопрос и сам же ответил: – Миру нужны мыслители и первопроходцы, открывающие для человечества новые горизонты».
И хотя в доперестроечные времена в беседах с собратьями-интеллектуалами Поползнев исповедовал стандартные либеральные взгляды, но именно советский режим, с его тягой к секретности и полным отсутствием всяких предрассудков – и религиозных и моральных – помог ему в осуществлении своей мечты. А мечтал он ни много ни мало, а о новом способе производства людей, который мог бы наполнить мир талантами и гениями и тем ускорить научно-технический прогресс. Впрочем, была ещё одна причина, заставлявшая Поползнева отдавать все силы делу штамповки детей в обход капризной половины человечества. Просто Фёдор Яковлевич страстно желал показать всем своим начальникам, всей многоуровневой системе академической науки, что успех такого невероятно амбициозного проекта всецело зависит лишь от него одного – скромного и незаметного человечка, выросшего в скромной семье рабочих Мурманского Судоремонтного завода.
Иногда ощущение своей значимости даже пугало Фёдора Яковлевича. «Стоит мне заболеть, и история человечества изменит свою траекторию!» – вот мысль, постоянно, изводившая учёного, заворожённого своею мечтой. Иногда в самый неподходящий момент, например, когда он, сидел, бездумно помешивая кофе в кают-компании своей пещерной лаборатории, или когда поглаживал корпус мерно шумящего клонотрона, кто-то в его голове неожиданно возглашал: «Ты один из великих!»