Ариадна - стр. 2

Что ж, друг попал в десятку. Благодаря этому голосу, Грей время от времени чувствовал, как от кончиков пальцев рук и ног до корней волос по его телу пробегают энергетические токи, недвусмысленно напоминая ему, что он здоровый мужчина в самом расцвете сил, и эти силы ему есть, куда направить. Грей был превосходным ученым. Механиком. Его изобретательность и трудолюбие открывало двери гениальности, которая, как известно, подчас только того и ждет, чтобы какой-нибудь увлеченный делом энтузиаст впустил её, а потому у него всегда было предостаточно работы и заказов. Он считал, что кроме его научной работы еще главное в жизни – получать довольствие. Изредка он страдал от меланхолии и ощущения тщетности собственного бытия. Впрочем, эти состояния быстро исчезали под воздействием воли, любопытства и чего-то необъяснимого, что позволяло Грею в минуты печали расправлять невидимые крылья и чувствовать себя капитаном у штурвала бороздящей океанические просторы парусной яхты. Иногда, правда, ему казалось, но признаться он себе в этом никак не хотел, что меланхолия и мысли о тщетности бытия исчезали после очередного сна, в котором он, раскидавший ночью одеяло малыш, лежит, съежившись от холода, а заботливые руки любящего отца укрывают его теплым и мягким одеялом, и спустя короткое время, почувствовав тепло и защиту, он снова расправлял свои ручки и ножки, точно бутон, открывающий лепестки с первыми лучами солнца.

– Надеюсь, интуиция меня не подведет, и мы с тобой еще увидимся, Зиа, – тихо произнёс Грей, разглядывая словно разбросанную галактическим великаном клочками в пространстве космическую туманность за бортом и, придав серьезности своему голосу, с какой капитану подобало отдавать распоряжения, добавил:

– Ускорение – до отметки «ноль», двигатели – в режим плавного хода, световой сигнал в десяти направлениях пространства.

Cофия, застывшая в рубке корабля у панели управления, машинально наблюдала, как мелькают в черном пространстве точками звезды, то крупные, а то похожие на мелкую пыль. Она стремилась скорее умчаться от печальных дум, представляла себе иные миры, которые ждут ее там, в этой черной тьме. Тяжело вздохнув, уставшая от своих дум, она установила авторежим и отошла от пульта управления. София стремительно удалялась от холодной планеты и несбывшейся любви прочь но думы о ней никак не отпускали ее.

Теперь все на той планете казалось ей таким глупым, не гармоничным, совершенно не созвучным ей. «Ну и ладно, – думала она, – не получилось, так бывает. Зачем же теперь сидеть на одной крохотной планетке и взращивать кукурузу, когда есть целая Вселенная? Разве можно заниматься нелюбимым делом, которое лично для твоей души не представляет никакого интереса, и всё только потому, что так делала его мама? Я не его мама, не его нянька, не его прислужница. Нет! И вообще, мне еще рано замуж».