Архитектор и монах - стр. 6

И вообще, он был похож на венского подонка, кокаиниста и урнинга, какие во множестве шлялись по здешним переулкам. Особенно черные усы. Черные плебейско-негодяйские усики, как у Шарло из комических фильмов. Впрочем, он мог быть и художником. Хотя художник, подонок – какая разница…

– Что вы на меня глядите так? – прервал он молчание.

– Этот столик занят, – сказал я.

Он молчал.

– Столик занят, – повторил я.

– Простите? – сказал он.

– Вы понимаете по-немецки? – спросил я. Разговор велся по-немецки, разумеется.

– Понимаю, – сказал он после паузы. – Понимаю также, что немецкий язык для вас неродной. Вы иностранец? Турист? Эмигрант?

– Какое это имеет значение? – возмутился я. – Я нахожусь в Вене на законных основаниях.

– Никакого, совершенно никакого значения, – успокоительно сказал он. – Если у вас есть паспорт, то все в порядке. У нас правовое государство.

– Вы собрались проверять у меня паспорт? Тогда прежде предъявите удостоверение полицейского агента.

– Я пошутил! – сказал он. – Простите, если слишком резко. Иностранцы бывают излишне чувствительны к нашим безобидным, но грубоватым шуткам. – Он голосом подчеркнул слова «иностранцы» и «наши». – Но вы меня извиняете? Скажите, скажите, – напирал он, – вы меня извиняете?

– Извиняю, разумеется, – я пожал плечами.

– Отлично, – сказал он. – Итак, что вам угодно?

– Нет, это вам что угодно?! – возмутился я.

– Не понимаю ни хрена собачьего, – сказал он на отвратительном венском диалекте, внезапно, только эти слова.

– Это мой столик.

– У вас есть собственность на столики в этом кафе? – усмехнулся он.

– При чем тут собственность? Вы же видите – здесь лежит газета, спички и табак. Ясно, что кто-то уже сидит за этим столиком. Маленькому ребенку ясно, тупому мужику-крестьянину ясно! – я почему-то стал распаляться. – Любому ясно, что столик занят! – я перевел дыхание, постарался успокоиться, ввести себя в рамки, хотя мне это трудно далось, обычно меня выводят из себя вот такие мелочи и вот такое непробиваемое хамство.

– Я не маленький ребенок и не мужик-крестьянин, как вы изволите видеть, – расхохотался он. – Должно быть, поэтому я так непонятлив.

– Послушайте, милый молодой человек. Здесь, в этом кафе, кроме нас с вами, нет ни одного посетителя. Смотрите, здесь еще, – я обернулся, – здесь еще шесть столиков. Вот, например, этот замечательный удобный стол, с двумя диванчиками, чем он вас не устраивает? Почему надо было непременно садиться за стол, где лежит чужая газета? Чужой табак и чужие спички?

– Я просто давно хожу в это кафе, – сказал он. – И привык сидеть у окна.