Арфа королей - стр. 7
Мы с Имер подносим к губам свирели и затеваем джигу, ритм которой нам отбивает Арку. Четыре такта спустя в мелодию начинает вплетать свою магию арфа Брокка, но время уже позднее, поэтому многие довольствуются тем, что топают ногами, стучат кулаками по столам или хлопают в ладоши. Мы постепенно подходим к победному концу. Я желаю всем доброй ночи, улыбаюсь и слегка кланяюсь, недвусмысленно давая понять, что вечерний концерт окончен. Собравшиеся разбирают накидки и шарфы, висящие у огня, и выходят из зала. Судя по всему, дождь утих, а то и вовсе перестал. Если повезет, я смогу добраться до женской казармы, не вымокнув.
А вот и Дау – прислонился к дверному косяку и, по сути, перегородил мне дорогу.
– Хорошее сегодня вышло представление.
– Спасибо, – говорю я, захваченная врасплох, – не думала, что ты питаешь хоть какой-то интерес к музыке.
Мимо нас проходят другие, желая воспользоваться преимуществом в виде короткого перерыва в ненастье.
– Мне приходилось слушать многих бардов, от замечательных до никудышных.
Тон Дау максимально нейтрален, ведь он всегда старается говорить дружелюбно.
– Ты хорошо поешь. Не понимаю, зачем тебе зарабатывать на жизнь схватками, в то время как ты могла бы заниматься чем-то более…
Он не договаривает фразы, и она тает в воздухе.
Задолго до того, как мы с братом приехали на Лебяжий остров, я стала работать над своим характером, зная, что если здесь что-то и может доставить мне неприятности, так это моя склонность бездумно говорить, особенно в минуты гнева. Поэтому я молча считаю до пяти и только потом поднимаю брови и говорю:
– Чем-то более подходящим для женщины? Более подобающим?
– «Подобающее», Ливаун, не то слово, которое я стал бы использовать по отношению к тебе. Даже если ты в таком наряде.
Он кивает головой на мой концертный костюм: вместо обычных штанов и туники у меня под накидкой платье из грубой домотканой шерсти и светло-желтая холщовая пелерина. На ногах – мягкие туфельки вместо ботинок, а волосы, для сражений убранные в высоко заколотую косу, я распустила.
– Я, правда, не понимаю, зачем женщине проводить свои дни, обучаясь эффективным способам убивать, – говорит Дау, – а по вечерам петь любовные баллады. Неужели она не может отдать себя без остатка либо тому, либо другому?
В зале за моей спиной убирают со столов, подбрасывают в костер дров, желают друг другу спокойной ночи. Я смотрю мимо Дау в темноту, озаряемую несколькими факелами, которые освещают дорожку, ведущую от зала к казармам. Этот его странный вопрос нельзя оставлять без ответа. Но уже поздно, в любой момент может снова хлынуть дождь, а развлекать толпу – работа не из легких. И изнуряет почти так же, как день, проведенный в сражениях на тренировочной площадке.