Арена XX - стр. 27
Николай Иванович констатировал неудачи на всех фронтах, подумывая, что окно – это проще, чем веревка. Васильевский-сын, вместо того чтобы поспешить в Голливуд к отцу, поспешил с чайником к матери: этот или нет. («Нет, у нас был высокий».) А если б оказался этот? А если б это ее убило? А им там что, их там приучили отрекаться от родителей. От отца, колченогого портняжки в театральной мастерской…
Макаров пустил воду из крана, которая заколошматила по жести проливным дождем, разлетаясь брызгами в разные стороны. Подставил чайник – звук струи сразу округлился. Когда убрал, забарабанило снова. Не удосуживаясь завинтить кран, под барабанную дробь он не спеша вылил всю воду на макушку Николаю Ивановичу, который застыл, не подавая более признаков жизни, по крайней мере, не подавая их более, чем это делала его герань.
– В порядке дезинфекции лучше б кипятком, – сказал Макаров.
Но когда он сделал шаг к двери, Николай Иванович проговорил:
– Я не позволял вам удалиться. Сейчас я покажу вам фигуру высшего пилотажа, – он подошел к окну и легко, без помощи стремянного, оседлал подоконник. – На самом деле тот, кто жил здесь до меня, долго, слишком долго не доставал ногами до пола… повесился… окно опробую я. Васенька внизу? Вы не успеете к ней спуститься, я буду прежде.
У Макарова полезли глаза из орбит.
– Вы совсем псих или прикидываетесь? – так могла бы спросить Васенька, а не мужчина. Это от растерянности.
– Я совсем не псих. Выбирайте выражения… И не смейте ко мне приближаться! А то еще подумают… Конечно, подумают, – радостно размышлял Николай Иванович вслух. – Вам меня не опередить. Только разве что прыгнете первым. Э-э, да вы в западне.
– Слезайте, не валяйте дурака. Слезайте, и об этом никто не узнает.
– Да рассказывайте кому хотите. Это вскроет мотив. Преднамеренное деяние.
– Глупостей не говорите. Вы больны…
– Молчать! «Истребить, ибо болен»… Что бы мне такое для вас измыслить? Какой подвиг силы беспримерной чтобы вы совершили? Чтоб античный, по нынешним временам…
Макаров не сводил глаз с Николая Ивановича. Его учащенное дыхание было дыханием страха, а не дыханием ярости, пусть даже бессильной. От усов не осталось и следа. Николай Иванович сбрил ему авиаматку – повторил подвиг Манфреда фон Шписса. Глядишь, и дальше пойдет по стопам героя. Макаров малейшее движение Николая Ивановича ловил снайперским глазом. Или как если б, безоружный, сам был взят на мушку.
– Вот таким тебя люблю я, вот таким тебя хвалю я, наконец-то ты, грязнуля… да выключите воду, наконец! Мешает сосредоточится. Слышали, что я сказал?