Арена XX - стр. 21
Лилия Давыдовна, Лилия Долин… Завтрашнюю ночь еще таксёрит, а с четверга снова «харонит». Возьмет и придет вечером. Что, выставят?
В шоферском кожаном кепи, делавшим его невидимкой в глазах гинденбургоподобных швейцаров, Николай Иванович направился в рецепцию: ему поручено передать фильм-продуценту Васильевскому…
Консьерж опускает глаза, переводит взгляд на «решето» с ключами.
– Он у себя. Я вас соединю.
Берг вошел в кабинку. Раздался звонок.
– Алло, Родион Родионович…
– Сейчас дам его («Родя, тебя…»).
– Да.
– Добрый вечер, Родион Родионович.
– Добрый. Кто это?
– У меня для вас пакет.
– Что за пакет?
– Я вам все объясню. Да вы сами увидите.
– Хорошо, поднимайтесь.
– Понимаете, я в коляске.
– Ладно, сейчас буду.
Васильевский вышел без галстука. Выйдя из лифта, принялся искать глазами инвалидное кресло. (Николай Иванович дебютировал в жизнетворчестве на сходном материале, с привлечением ребенка-калеки. Цель: маленькое, но едкое недоразумение.)
Николай Иванович окликнул Васильевского.
– Вы? – удивился тот. – А где же обещанная коляска?
– Она снаружи. С девяти до шести я развожу в ней инвалидов… Учтите, у вас номер на двоих, а подарок у меня исключительно для вас. Держите?
– Что это?
– Разверните. Из почтения к вам я специально завернул в настоящую газету, не в эмигрантскую.
Тот, развернув:
– Ну и как прикажете это понимать?
– Как, вы не узнаете родимое пятно на боку? С этим чайником ваш отец пошел за кипятком.
Родион Васильевский-младший хлопал глазами, словно собирался взлететь. Несколько раз открывал рот, но только сглатывал.
– Узнали, да? – участливо произнес Берг. – Это мне досталось от предыдущего жильца. Он повесился из-за вашей негодницы-сестрицы. Сама Васенька не в курсе… я о чайнике. Матушка и подавно не в курсе. Ей лучше не рассказывать. У Родиона Васильевича давно другая семья, другое имя. Это имя вам знакомо. Отрадно сознавать, что на чужбине его талант не стерся. Он кинопродуцент, третья фабрика Голливуда. Может, это примирит вас с Голливудом. А может, еще больше оттолкнет. Он начал жизнь с азов, как многие в Америке. Это в Европе мы живем прошлым. Слишком уж культурно ей обязаны, слишком уж все здесь напоминает о России. А Америка тебе говорит: о’кэй, все прошло, как с белых яблонь дым.
Пальцы Родиона Родионовича шарят под кадыком в поисках запонки: расстегнуть… не была застегнута… был без галстука.
– Выйдемте отсюда куда-нибудь, – сказал он.
– Сделайте одолжение.
Нелепо засеменили вдвоем в одном из клиньев вращающейся двери, куда Васильевский ринулся следом за Бергом. Он наступал ему на пятки. При этом под мышкой держал чайник – как позирующий перед камерой вратарь держит мяч.