Апостолы Революции. Книга вторая. Химеры - стр. 40
– Ты ошибаешься насчет намерений Барера, – покачал головой Робеспьер, снимая очки и потирая покрасневшие от усталости глаза. – Он желает удалить тебя из Парижа.
– Зачем ему это? – пожал плечами Сен-Жюст.
– Чтобы полностью доминировать в Комитете.
– У него ничего не выйдет, пока ты в строю. Или я ошибаюсь? – вызывающе улыбнулся Сен-Жюст.
– Пока я в строю, – повторил Робеспьер меланхолично.
– Говоря откровенно, я давно собирался нанести визит Северной армии. Предложение Барера пришлось весьма кстати.
– Ты собирался отправиться в армию? – переспросил Робеспьер. – Всего через несколько дней после учреждения Бюро полиции?!
– Бюро функционирует. В моем присутствии больше нет необходимости. Ты ведь не откажешься контролировать его деятельность? – вопрос прозвучал так, словно речь шла о чем-то само собой разумеющемся. – Кутон поможет, – добавил он, увидев, что предложение не встретило энтузиазма Робеспьера.
– Вообще-то, у меня другие заботы, Антуан, – начал Робеспьер и тут же замолчал, заметив приближение официанта с подносом, на котором разместились две тарелки с тонко нарезанными и аккуратно выложенными ломтиками ветчины, гусиной печенкой, поджаренным хлебом и бутылкой красного вина. В другой руке официант держал блюдо с сырами.
Когда стол был сервирован, а вино разлито по бокалам, официант удалился, и Робеспьер продолжил:
– Я работаю над речью, очень важной для меня речью.
Сен-Жюст замер, даже жевать перестал и, не поднимая глаз от тарелки, ждал, что за этими словами последует рассказ о празднике, том самом празднике, о котором так неосторожно Давид проболтался сперва Бареру, а затем Элеоноре Плесси. Но Робеспьер замолчал, отправив в рот кусок печенки.
– Что за речь? – спросил Сен-Жюст после долгой паузы, пытаясь придать голосу небрежность.
– Останешься в Париже – узнаешь, – сухо ответил Робеспьер.
– Я не останусь в Париже, Максимилиан, – в тон ему ответил Сен-Жюст. – В том числе и потому, что знаю, какую речь ты готовишь и какой фарс собираешься устроить.
– Фарс? – увидился Неподкупный. – О чем ты?
– Давид направо и налево трепется о религиозном шествии, которое ты готовишь к… Кстати, когда запланирован спектакль?
Хмурый Робеспьер машинально ковырял вилкой ветчину.
– Я надеялся найти у тебя поддержку, – тихо проговорил он. – Если ты не поддержишь меня, на кого я тогда могу рассчитывать?
– Ты всерьез полагал, что твои религиозные идеи могут прийтись мне по душе? Разве тебе не известны мои взгляды на религию?
– Не в религии дело, – возразил Робеспьер и отправил, наконец, многострадальный ломтик ветчины в рот. – Мы готовим не религиозное шествие, как ты его назвал, а грандиозный гражданский праздник в честь Верховного существа, творца всего живого. Мы раздавили оппозицию, Антуан. Пришел черед воспользоваться плодами нашей победы. Французский народ давно ждет дня, когда ему вернут утраченную веру в Бога и в бессмертие души. Приправленная гражданскими добродетелями, эта вера станет надежной опорой республики.