Апостолы Революции. Книга вторая. Химеры - стр. 24
– Странно, – лицо парня приняло озабоченное выражение. – Он бы предупредил Виолетту…
Ах да, Виолетта, вот как зовут его сестру.
– Возможно, что и предупредил, – подсказала Элеонора и решительно шагнула вперед. – Пойду спрошу у нее.
Она огляделась. Двор был просторным и грязным. Слева от входа стояла на привязи пара лошадей. Запах их помета ударил в чувствительные ноздри гражданки Плесси. Она поспешно отвернулась и спросила у Жана:
– Так где я могу найти Виолетту?
– Мы занимаем две комнаты на первом этаже, вход прямо под лестницей, – махнул он рукой. – Я пойду спрошу…
– Нет-нет, – поспешно откликнулась Элеонора и даже позволила себе схватить его за руку. – Я сама, – и добавила, мягко улыбнувшись и отняв руку: – Спасибо, юноша.
– Постой! – закричал Жан, пристально вглядываясь в красивое почти идеальной красотой – той, что не позволяет ни одного изъяна – лицо. – Я знаю тебя! Ты уже приходила к гражданину Сен-Жюсту и разговаривала с Виолеттой.
– Все верно, – подтвердила Элеонора. – И вот пришла снова.
Жан понимающе кивнул и принял серьезно-благожелательный вид, признав в ней соратницу и единомышленницу.
Первая преграда успешно преодолена, похвалила она себя, входя в особняк и заглядывая под широкую мраморную лестницу, ведущую на верхние этажи, к жильцам. Действительно, за ней скрывалась небольшая дверца, поддавшаяся при первом же легком прикосновении. Элеонора оказалась в тесной прихожей, откуда расходились две небольшие комнаты. Из одной из них раздавалось тихое шуршание. В нее-то и вошла посетительница – да так и замерла на пороге.
Перед мольбертом вполоборота к ней стояла Виолетта в заляпанном разноцеветными мелками переднике. Справа от нее разместилась коробка с пастелью. Поглощенная работой, девушка не почувствовала постороннего присутствия. Ее правая рука медленно скользила по полотну, выводя невидимые гостье линии. Взгляд Виолетты был прикован к картине, губы слегка приоткрыты в счастливой улыбке. Точно такое же выражение Элеонора видела на искаженном увечьем лице великого Давида, когда он, захваченный творением, не замечал ничего вокруг и, казалось, пребывал в иных сферах, недоступных простым смертным. Элеонора перестала дышать, завороженная зрелищем: перед ней была художница. Она боялась пошевелиться, боялась тронуться с места, ибо малейшее движение могло разбить представшее ей видение.
Виолетта оторвала глаза от мольберта, заметила Элеонору и покраснела. Та ободряюще улыбнулась: мол, меня тебе нечего опасаться.
– Позволишь взглянуть? – осторожно спросила она.
Виолетта вытерла руки о передник и отступила на шаг, приглашая гостью занять место перед мольбертом. Элеонора, все с той же приветливой улыбкой, не отрывая глаз от юной художницы, подошла к картине. Но стоило ей повернуться к мольберту, как улыбка соскользнула с ее губ. С полотна, выписанные неуверенными, но правильными линиями, смотрели холодные серые глаза в обрамлении черных слегка вьющихся волос, спадавших на плечи. Прямая линия носа, точно такая же, как у оригинала, и еще только начинавшие выписываться губы, – это были, несомненно,