Апостол Павел в свете Посланий - стр. 29

Но человек слаб. И подчеркнуть свою особенность и автаркию можно и в покаянии: «Впрочем, никто не отягощай меня, ибо ношу язвы Господа на теле моём» (6:17). С чем связана эта фраза, неясно. Но стигматы избранности для него личностно значимы.

Концовка Послания демонстративно суха и лаконична. Никаких приветов и пожеланий. Благословение почти формально. Павел, всё же, не любил писать самолично. Да и гнев его, по-видимому, до конца не прошел. Насколько действенным было это Послание осталось неясным.

P. S. Послание весьма личное и человечное, почти доверительное. Личность Павла, его пристрастия, отторжения, метания проявляются зримо и увлекающе. Им сочувствуешь, соглашаешься, иронизируешь, отвергаешь, – словом ведешь диалог с живым человеком, которого невозможно воспринимать равнодушно. Его можно принимать, стать его врагом. Но он вынуждает определиться и тебя, его читателя. Ибо он носит «язвы мира» на теле своём.

В христианстве Бог Отец занимает явно более второстепенное положение, чем Христос, ставший Богом – Сыном, превратившись в него из посредника – приёмного сына. Собственно, то же происходило во многих религиях мира второго и последующих этапов развития: младшие боги становились главными, сын становился полноправным наследником, сбрасывая личину подчиненного, раба. Молодость всегда побеждает. Павел в очередной раз фиксирует эту традицию. Но для него, как правоверного иудея, такая самостоятельность «сына» не допустима. Дух «отцовства» входит в него с детства, а потому все действия «сына» должны быть освящены благодатью Бога Отца. Пусть через Авраама, семя которого предвосхищает появление Иисуса и появление Духа его после воскресения. Собственно, появление Духа Иисуса и есть действительное воскресение Христа в его деятельностном проявлении. После этого и начинается распространение проповеди Евангелие. В этой особенности зависимости приемственности деятельности «сына» и «отца» есть качественное отличие связки христианство – иудейство от других языческих религий. В них, бог-сын действует, как правило, самостоятельно и независимо, низвергая «бога Отца». Ближайший пример, греческая религия.

В сохранении этой связки и возникает в зародыше идея новозаветной троицы в их неразделимом единстве. Но сформулировано это будет позднее. Для Павла же наследник есть всего продолжатель – посредник в распространении влияния Бога Отца. А он сам – посредник в вере в Христа Иисуса.

Павел переходит от понятной для любого еврея связи физического рабства (египетского) с рабством у ложных богов к аналогии отождествления последних с рабством Закона. Собственно, именно тогда он впервые прямо использует аналогию, понятную для язычников. Причём тождество Закон=ложные боги предполагаются очевидными для слушателей. Закон по своему принудительному воздействию такой же, что и ложные боги. Что-то похожее должны были думать новообращённые. Да и сам Павел в пылу полемики готов подписаться и подписывался под таким отождествлением. Отождествление с «немощными и бедными стихиями», миром «греха и плоти» при этом сохраняется. Ключевым словом для такого рода отождествления является «рабство», как таковое. Точнее, антитеза «рабство» – «свобода». И Павел при каждом удобном случае применяет и применяет его, буквально вдалбливая его в головы сомневающихся, превращая его в своего рода якорь (в понимании НЛП) для вызывания нужных эмоций отторжения от заблуждений «истины». Рабство египетское, рабство закона, рабство плоти и рабство греха – всё это одно и тоже рабство и должно быть исторгнуто из сердца верующего при одном только произнесении этого слова.