Анжелика в Квебеке - стр. 62
– Сударыня, неужели недостаточно того, что вы пренебрегаете мной в моем собственном доме, что все те годы, что я на вас женат, вы без конца даете мне понять, что мое присутствие вам тягостно и что я здесь лишний, что вы демонстративно отвечаете презрением на все мои изъявления нежных чувств и делаете меня посмешищем для олухов. И вам еще надо было нарушить данное мною слово и поставить меня в дурацкое положение перед моими солдатами и индейцами, меня, королевского наместника в Америке…
Сабина де Кастель-Морг горбится. Мужнины удары застали ее врасплох.
Уже давно, много лет, он ее не бил.
Она не отрицает, что он вправе быть в ярости, но ненавидит его за то, что он так легко переметнулся на сторону врага.
На протяжении всей этой истории он был на стороне отца д’Оржеваля, одобряя его стремление избавить землю Акадии от этих опасных захватчиков, которым помогает сам дьявол. Это был один из тех редких случаев, когда он хоть в чем-то был согласен с нею, своей женой. Неужели он об этом пожалел? Еще совсем недавно он уверял иезуитов в своей преданности и корчил из себя храбреца…
И оказалось достаточно… чего же? Того, что Фронтенак уверил его в пользе союза между гасконцами? Того, что отец д’Оржеваль вдруг исчез, словно заранее признав себя побежденным? Того, что он еще раз захотел ее унизить?
Прежде всего, оказалось достаточно объявить о приближении к Квебеку этого человека, который слывет колдуном и который уверен в том, что он и его дерзкий флот, нагруженный богатствами и подарками, непременно одержат победу, и притом без единого пушечного выстрела.
Ну что ж! Один пушечный выстрел все-таки был. Тот самый, который произвела она сама, как когда-то мадемуазель де Монпансье, велевшая стрелять по своему кузену-королю. Какое пьянящее чувство испытываешь, когда в твоей власти пушка и ты можешь заставить ее изрыгнуть ядро! Откуда ей было знать, что на борту корабля этого колдуна находится ее сын Анн-Франсуа? Все, что она предпринимает, оборачивается против нее!
Но раз Анн-Франсуа жив и невредим, она нисколько не сожалеет о своем поступке.
Потому что этот жест открытой вражды уравновесил всеобщее малодушие.
Так госпожа де Кастель-Морг во всеуслышание объявила о своей верности духовнику, которому еще вчера все пели дифирамбы, а сегодня отреклись. Наконец-то она смогла выместить всю свою злобу, всю свою горечь, которые копились в ней годами, а причиной, как ей кажется, явилась эта пара, слывущая воплощением успеха в жизни и в любви. А ей ненавистно все, напоминающее, что сама она никогда в жизни не знала ни счастья, ни радости плотской любви.