Анжелика и ее любовь - стр. 24
Сейчас около него, преклонив колени, стояла та же женщина, но она казалась ему слабой. Она в растерянности кусала себе губы, и он догадывался, как сильно колотится ее сердце. Грудь ее судорожно вздымалась.
Наконец она ответила:
– Я очень польщена предложением, которое вы сделали мне, мэтр Берн… но я недостойна вас.
Он нахмурился. Стиснул зубы, чтобы не вспылить. Ему потребовалось время, чтобы взять себя в руки, и когда она, удивленная его молчанием, осмелилась взглянуть на него, то увидела, как побледнел он от ярости.
– Меня приводит в бешенство ваше лицемерие, – сказал он без обиняков. – Это я недостоин вас. Не думайте, что меня так легко одурачить. Не такой уж я простак. Конечно, я знаю… я убежден, да, убежден, что вы принадлежите к иному миру, чем я. Да, сударыня. Я знаю, в ваших глазах я всего лишь простой торговец, сударыня.
Захваченная врасплох, испугавшись, не разгадал ли он ее тайные мысли, она смотрела на него с таким ужасом, что он взял ее руку.
– Госпожа Анжелика, я ваш друг. Я не знаю, какая драма разлучила вас с вашей семьей и привела к нищете, в которой я нашел вас… Но знаю, что вы были гонимы и отвергнуты, как волк, изгнанный из стаи, потому что он не хотел выть в унисон со всеми. Вы нашли прибежище в моем доме и были счастливы с нами.
– Конечно, я была счастлива, – ответила она совсем тихо.
Он все еще держал ее руку, и она, приподняв ее, прижалась щекой к его ладони так смиренно и нежно, что он вздрогнул.
– В Ла-Рошели я не осмеливался говорить с вами об этом, – сказал он глухо, – я чувствовал, нас разделяет какая-то пропасть. Но теперь, мне кажется, теперь мы все стали настолько… равны после всех событий. Мы плывем к Новому Свету. И вы нуждаетесь в защите, разве не так?
Она несколько раз кивнула. Было бы так просто ответить: «Да, я согласна» – и довериться той скромной судьбе, вкус которой она уже знала.
– Я люблю ваших детей, – сказала она, – мне нравилось служить у вас, мэтр Берн, но…
– Но?..
– Но роль супруги налагает некоторые обязанности!
Он внимательно посмотрел на нее, все еще не отпуская ее руки, и она чувствовала, как дрожат его пальцы.
– Разве вы из тех женщин, кто их страшится? – спросил он мягко. В его голосе она уловила удивление. – Но я хотя бы не слишком неприятен вам?
– Дело не в том… – искренне запротестовала она.
И вдруг сбивчиво начала рассказывать ему свою одиссею: об объятом пламенем замке, о детях на пиках, о королевских драгунах, надругавшихся над ней в ту самую минуту, когда убивали ее сына. Она рассказывала и чувствовала, как с ее души словно спадает тяжесть. Эти картины уже утратили свою остроту, и она заметила, что может вспоминать о них более или менее спокойно. Единственная рана, которой она не могла коснуться без боли, – это мертвый Шарль Анри у нее на руках.