Анжелика и дьяволица - стр. 3

 заберут его, они победят его, и он отдалится от меня, ничуть не задетый моим горем. Мы вновь обрели друг друга, но вера моя – вера в него, в жизнь, в радость – лишена былой полноты».

Быть может, между ними оставалось нечто от этой разделившей их пропасти, след слишком глубоких ран. В Вапассу почти сверхчеловеческая потребность выжить и помочь близким позволила им вновь связать себя узами жизни, окрепшими, как никогда, в их согласованных действиях. Однако это страстное единодушие заглушило различия, возникшие в ходе долгой разлуки, и постоянный страх, порожденный полной неизвестностью на протяжении пятнадцати лет, страх, который сделал их уязвимыми.

Она вспомнила о страшном гневе Жоффрея и о его поступке нынче утром, когда он преподнес ей этот великолепный подарок, испанские пистолеты, теперь лежащие на столе в открытом футляре. Как страстно он сжал тогда ее в своих объятиях!

Но тут сообщили о том, что пожаловала герцогиня де Модрибур, попечительница Королевских дочерей[1].

Пришлось отправиться ей навстречу и позаботиться о несчастной, которой стало дурно на берегу.

Всю вторую половину дня Анжелика пыталась привести герцогиню в чувство. Теперь бедняжка чувствовала себя лучше и вот уже час спокойно лежала в своей широкой постели. Анжелика отослала фрейлин, потому что отчаяние, которое они выражали при виде своей госпожи, могло потревожить целительный покой. Но теперь она сожалела о том, что не может отлучиться. Жоффрей не заглянул проведать ее, не передал никакой весточки, и Анжелике захотелось увидеть его.

Еще она сожалела, что в порыве сострадания приказала перенести попечительницу в их покои в форте.

«Следовало бы попросить госпожу Маниго приютить ее. Или госпожу Каррер? Кажется, над трактиром устроено несколько комнат для приезжих господ офицеров. Хотя там не слишком удобно и довольно шумно. А эта бедняжка нуждалась в тщательном уходе. Я опасалась, что она никогда не выйдет из своего странного изнеможения».

Она вернулась к постели. Но почему-то ее взор избегал останавливаться на лице спящей среди кружевных подушек женщины.

Несмелая хрупкая красота этого юного лица вызывала какое-то болезненное ощущение.

«Почему я представляла себе герцогиню де Модрибур толстой старухой, вроде ее дуэньи Петрониллы Дамур? – размышляла Анжелика. – Это похоже на дурную шутку».

Видимо, госпожа Каррер, которая помогала Анжелике раздевать герцогиню де Модрибур, тоже пребывала в замешательстве от божественного тела попечительницы. Анжелика услышала, как та что-то невнятно бормочет, покачивая головой в ла-рошельском чепце.