Антоновка - стр. 26
Михаил явно не был настроен оптимистически и громкие лозунги своего отца воспринимал недоверчиво.
– Не дай Боже жить в интересное время.
Спорщики снова погрузились в игру, Катя продолжила шить. Получалось не так ловко, как у Полины, но будущие свёкры, кажется, оценили её старательность. Время от времени Катя поднимала взгляд и осматривала комнату. Обстановка небогатая, но уютно, пахнет по-особенному – яблоками и дрожжевым тестом.
Лёхач ещё не пришёл из кухни, но прибежала Настя, с наколотой на вилку котлетой. На неё тут же шикнула бабушка Вася:
– Не кусочничай. Нормально поешь. Лёхачу скажи, чтобы яйца не трогал, это на шарлотку.
Настя убежала, но почти сразу вернулась с тарелкой. Из горки макарон выглядывала надкусанная котлета и болотно-зелёный солёный огурец. Придерживая еду ладонью, Настя прошла вдоль стенки и села рядом с Филиппом. Он на секунду отвлёкся и потрепал её по макушке. Настя зажмурилась, как котёнок, и потянулась за его рукой. Придвинувшись вплотную, уткнулась лбом в его плечо и забыла про тарелку с ужином.
Катя перевела взгляд на Полину, потом на Михаила. Кажется, никто из них не видел в поведении младшей дочки ничего особенного, все занимались своими делами. Переговаривались, шутили и обсуждали новогодний стол и тайные места, где можно раздобыть консервированную горбушу для салата, мужчины постоянно возвращались к политике, а Катя шила, слушала и ждала Лёхача. В большой семье Антоновых она ощущала себя неловко и неудобно. Вроде бы вели себя вежливо, дружелюбно, но как-то настороженно и немного зажато. Будто что-то недоговаривали и нарочно просеивали шутки, как бывает, когда в доме посторонний человек. При этом чужак Черных явно вписывался в предновогоднюю мирную идиллию и ощущался её частью, а не пришлым гостем.
Филипп закончил бить игрушки, продемонстрировал блестящую россыпь. Полина кивнула.
– Достаточно, мельче не надо, Лёш, клейстер развёл?
– Даже намазал первую корону.
– Так чего ждёте? Посыпайте. Нужно ещё девять таких сделать.
Пока они украшали картонные заготовки, Настя доела макароны и отнесла тарелку. Вернулась снова к Филиппу и, обхватив руками за шею, повисла за его спиной, как рюкзак. Он не попытался её отогнать и не ругал за назойливость, мастерил короны, стараясь не задеть и не уронить. Настя болтала ногами, смеялась ему на ухо и с детской непосредственность выражала откровенную симпатию.
Катя заёрзала. Ей было и завидно, и неловко. Мелкая Настя не отлипала от Филиппа и не стеснялась этого. Антоновы, видимо, привыкли к её поведению настолько, что не видели в этом ничего предосудительного или необычного.