Антология короткого рассказа - стр. 33
– Не сердитесь, я не посмею.
Она оглядела меня орлиным взором.
– Еще я попросила у него разрешения подарить вам пепельницу, которую он преподнес мне на Рождество 1940 года. Вы, когда курите у телефона, мой друг, вы роняете пепел на пол. Татарам это не нравится.
Бронзовая лягушка-пепельница, ручная, с одним рубиновым глазом и отломанной лапой, до сих пор стоит у меня на письменном столе.
Она перевернула мою жизнь.
Она научила меня выживать где угодно, хоть в подвале, хоть на необитаемом острове, хоть в тюрьме.
Потому что мечтала, чтобы я стал таким же как она.
«Если мир внутри тебя достаточен, – учила Madam, – с ним никогда не будет одиноко; это то, что ты носишь с собой и что никто не в состоянии у тебя отнять».
После общения с нею держава казалась мне еще более дикой и чужой, чем раньше. Наступил день, когда я был готов пойти в любое посольство, чтобы убраться куда подальше. И вдруг она сказала мне: нет. Я не понял почему. И зачем ей в таком случае было так долго мучиться со мной из-за английского?
Она зашла к себе в комнату и вернулась со стопкой машинописных листов, с моим рассказом, который я дал ей почитать месяц назад. Поля были испещрены карандашом, листы измяты и потрепаны.
– Вот, – сказала она по-английски, ткнув пальцем в рукопись, – вы хотели узнать, о чем я еще говорила с Джеком? Об этом. Он сказал, что лучше бы вам остаться. Если хотите, чтобы вас не просто читали, а прочли, будьте с этими людьми.
Когда хозяева из числа этих людей все же выперли меня, и я покидал коммуналку навсегда, она вручила мне первый том Монтеня и горящую свечу в подсвечнике. Она сказала, что второй том мне захочется достать, когда я осилю первый.
Так оно потом и произошло.
Ася Датнова
РЖД
Плацкартный вагон в испарине. Душно, тяжко, пахнет вареными яйцами, носками и хлоркой. На верхних полках лежат накрытые простынями, ступни выставив в проход, как в морге. Кажется, едем прямо в рай. И женщина с младенцем, и старик с костылями – все мучаются привычно и одинаково.
Северные поезда прохладные, подают чай в подстаканнике с лимоном, кофе, на Питер – растворимый, на Калининград – заваривают. Иногда на столе вазочка с цветочной веткой. Биотуалеты. На ЮВЖД чай дадут без лимона, вагоны раскалены, ходят бабушки, продают пояса из собачьей шерсти. Окна открываются редко, туалет запирают. Чем ближе к югу – тем больше оголяются вагоны, оголяются к цветистому, богатому деталями югу, не к скупому северу, становясь просто средством передвижения.
Москва – Душанбе
Занавеси на окнах голубые с длинной бахромой, сшитые таким образом, что нельзя их раздвинуть – только, скомкав, задрать наверх. Постельное белье дрянное, искусственного шелка, с блестящими полосами, от старости в катышках. Из матрасов лезет вата. Ковер, должный лежать в проходе, рачительно свернут и убран на полку. Уборщица в халате и шароварах носит в руках по вагону две банки пива: продает. Едет женщина в наверченном на голову платке с люрексом, везет стайку детишек, едят лепешки. Проводники оба в возрасте, один старше. Седой бобрик, сам гладкий, толстый, лицо цвета йода. Второй долговязый, лет сорока пяти. Униформа на обоих висит, из рукавов торчат мослы рук, долговязый поворачивается – на заду форменных штанов давняя подпалина от утюга.